Король Крыс

Доценко Виктор Николаевич

Естественно, звеньевой не мог не слышать о Лютом — великом и ужасном человеке, давно превратившемся в легенду криминального мира. Но только слышал — и не более того. Так же, как простые казаки Емельяна Пугачева слышали о Екатерине Второй или рядовые солдаты вермахта — о Сталине. И сейчас, когда Минька увидел Лютого собственными глазами, его передернуло и взгляд его наполнился животным ужасом.

Но я могу тебе помочь, — негромко повторил Максим. — Отстегнем тебе бабок, вполне достаточно, чтобы свалить куда-нибудь в ближнее зарубежье, и будешь там жить спокойненько.

А? Выбирай. — Взяв со стола садиста «утконосы», Нечаев щелкнул ими перед Минькиным лицом.

Что… я должен сделать? — не отводя взгляда от пассатижей, спросил пленник.

Рассказать о той стрельбе. В магазине на Новочеремушкинской улице.

Ну что рассказывать… Вы ведь это… наши враги. Решили мы с пацанами бухала и закуси взять, снять телок и на дачу рвануть. Заехали в магазин. Ну, и на кассе наш старшой этого вашего и увидел.

Дальше, — прищурился Лютый, положив «утконосы» на место, чтобы парню не было страшно.

Заметив это, Минька сглотнул слюну и, осмелев, продолжил:

Попытались тормознуть, но тот дернул, аж пятки засверкали, через служебный вход и ушел.

Как он выглядел?

Я же сказал — невысокий, черные волосы с проседью… стреляет хорошо.

Еще что?

У него с собой сумка была. Видно, сберечь ее очень хотел — телом прикрывал.

Ладно, о сумке потом. Еще!

Да не помню я ничего! Я все честно рассказал, как оно, в натуре, и было.

А машину его помнишь?

Да… — Парень наморщил лоб. — Я же сказал — старая–старая «Волга» такая.

Двадцать первая?

Да.

Серого цвета?

Серого… — не без удивления протянул Минька. — Мы ее потом во двор отогнали, раздербанили всю со злости. Наткнулись на какие-то видеокамеры, какие-то коробочки с антеннами. Наш старшой потом говорил, что это вроде бы как шпионская техника.

Где находится этот магазин? — перебил Максим, совершенно уверенный в том, что обладатель шпионской техники — жертва наезда внуковских и тот самый странно–знакомый мужик на Рязанском шоссе — одно и то же лицо.

Пленник назвал.

Вы того типа, которого подстрелили, еще пытались искать или махнули рукой?

Да нет, я же говорю — ушел он. Мы, правда, его подранили, дважды вроде бы. Точно, дважды! Кровищи потерял он — ужас! Весь асфальт «чернилами» выпачкал. Но больше мы его не видели. Сел в тачку и отвалил.

Неожиданно у входа в пыточную послышался какой-то шорох, и Лютый, пружинисто поднявшись, подошел к двери, прислушался… С той стороны отчетливо доносилось чье- то сопение. Резко дернув дверь, Максим увидел Сытого — он явно подслушивал.

Ты что это, браток, — с ледяной вежливостью гангстера произнес Нечаев, — подслушиваешь? Подсматриваешь? И кто это тебя такому научил? Кто надоумил, а? И не работаешь ли ты, мил человек, на ментов?

Да ты чо, Максим! — с преувеличенной горячностью воскликнул Сытый. — Я типа просто так стою…

Зачем?

Ну, а если этот сучонок вырвется, на тебя набросится?

А кто его браслетами приковывал, не ты ли случайно? — выдохнул Лютый.

Прозектор…

Если вырвется, я Прозектору сам яйца вырву и без соли сожрать заставлю, — посулил Нечаев и, недобро взглянув на Сытого, вернулся в пыточную.

Закрыл за собой дверь, подошел к столику и, взяв небольшой шприц, плавно отвел поршенек на себя.

Нечаев стоял спиной к жертве, и Минька не мог видеть, что он делает.

Зажав шприц в кулаке, чтобы пленник не заметил пустого стеклянного цилиндрика, Максим подошел к креслу.

Тебя ранили… — произнес он, стараясь не встречаться с жертвой взглядом.

Да. — Удивительно, но в голосе внуковского звучали нотки доверия.

Я тебя сейчас обезболивающим уколю, — задумчиво произнес Лютый. — Будет немного больно, но ты уж потерпи… А потом придумаем, что с тобой делать.

Если ввести в вену даже небольшое количество воздуха, человек умирает, а уж от нескольких кубиков смерть наступает мгновенно. Тут не помогут ни медикаменты, ни искусственное дыхание. Тем более раненому, потерявшему много крови.

Спустя несколько секунд все было кончено. По телу пленника пробежала судорога, как от электрического разряда, голова дернулась и упала набок.

Нечаев, не теряя самообладания, пощупал уже холодеющее запястье — пульса не было, припал ухом к груди — сердце не билось, на всякий случай отвернул веко — расширенный зрачок уже не реагировал на свет.

Выйдя из камеры, он поманил Прозектора пальцем.

Что такое? — спросил тот, подходя ближе.

Не хотел говорить, подлюка, пришлось приложиться… Экзитус, — по–латински прокомментировал Максим, и садист механически перевел.

Летальный исход.

Повезло суке, — сплюнул Сытый.

18

Особенности национальной охоты

Чем больше размышлял Лютый над словами покойного Миньки, тем больше утверждался в мысли, что не ошибся в своих предположениях: Кактус действительно поручил некоему, пока еще неизвестному, но, судя по всему, высококлассному профессионалу начать за Нечаевым слежку. Встреча с руководителем совсекретной структуры КР на Рязанском шоссе несомненно была зафиксирована, и записи эти где-то хранились.

Однако соглядатай по каким-то причинам не спешил делиться столь деликатной информацией с заказчиком, Василием Фалалеевым. В противном случае Кактус не преминул бы воспользоваться таким отличным шансом — обвинить Максима в ссученности и, ликвидировав его, взять бразды правления в свои руки.

Но Фалалеев не имел никакой информации — это было бесспорно.

Но почему соглядатай так и не передал записи Кактусу?

Вариантов было, как минимум, два.

Либо тот подозрительный тип на двадцать первой «Волге» (а в том, что тогда, на Рязанском шоссе, за Нечаевым и Прокурором следил именно он, сомневаться не приходилось) решил выждать контрольное время, чтобы предложить аудио- и видеозаписи объекту недавнего наблюдения за большую сумму. Либо в результате случайной перестрелки с внуковскими в магазине по Новочеремушкинской улице тот мужик временно вышел из строя, и теперь записи лежали где-нибудь мертвым грузом.