Король замка
Шрифт:
Чтобы не терять времени, я пошла к ней прямо в костюме для верховой езды. Постучав в дверь, услышала ее приглушенное «Войдите!» Я вошла, но в изысканно обставленной комнате с кроватью под пологом из переливчато-синего шелка Клод не оказалось.
— Сюда, мадемуазель Лосон. — Голос доносился из открытой двери в глубине комнаты.
Будуар был примерно вполовину меньше спальни. Большое зеркало, ванна, туалетный столик, софа — в комнате висел аромат благовоний. Сама Клод в широком светло-голубом пеньюаре полулежала на софе. Белокурые волосы падали на плечи, кончик босой ноги соблазнительно выглядывал из-под пеньюара, и как бы мне ни было это неприятно, я не могла не признать, что она необыкновенно привлекательна.
— А, мадемуазель Лосон. Вы только что пришли? Были у Бастидов?
— Да, — сказала я.
— Конечно, — продолжала она, — у нас нет причин возражать против вашей дружбы с Бастидами.
Я изумилась, и она с улыбкой добавила:
— Конечно, нет. Они делают нам вино, вы чистите наши картины.
— Не вижу связи.
— Вы все поймете, мадемуазель Лосон, если как следует подумаете. А я говорю о Женевьеве. Уверена, Его Светлости не по душе ее приятельские отношения… со слугами. — Я была готова возразить, но она не дала мне вставить и слова (в ее голосе появилась слащавая нотка, как у пожилых людей, когда они распекают провинившегося ребенка). — Возможно, во Франции за юными девушками следят строже, чем в Англии. Мы не позволяем им слишком свободно общаться с людьми иного социального положения. В некоторых обстоятельствах это могло бы привести к… осложнениям. Я думаю, вы меня понимаете.
— Вы хотите, чтобы я запретила Женевьеве бывать у Бастидов?
— Вы признаете, что эти визиты неблагоразумны?
— Я не имею на Женевьеву того влияния, которое вы мне приписываете, и я не смогла бы помешать ей поступать так, как она хочет. Но я могу попросить ее зайти к вам, и вы сами выскажете ей свои пожелания.
— Но вы вместе ездите к этим людям! Это все ваше влияние…
— Я знаю, что не смогу чинить ей препятствия. Но я скажу ей, что вы хотите с ней поговорить.
С этими словами я вышла из комнаты.
Вечером я поднялась к себе и уже легла в кровать, но еще не заснула, когда в замке поднялась какая-то суматоха.
Я услышала визг, потом гневные крики и, накинув халат, вышла в коридор. Послышалась ругань, потом голос Филиппа. Я стояла на пороге комнаты, не зная, что делать, как вдруг увидела пробегавшую мимо горничную.
— Что случилось? — крикнула я.
— Улитки у мадам в постели!
Я вернулась в комнату и села на постель. Итак, Женевьева взбунтовалась. Спокойно выслушав замечания тети Клод, она задумала месть. Быть неприятностям.
Я направилась в детскую и тихонько постучала в дверь. Никакого ответа. Тогда я вошла и увидела, что Женевьева лежит в кровати и притворяется спящей.
— Можешь не притворяться, — сказала я.
Она приоткрыла один глаз и захихикала.
— Мисс, вы слышали визг?
— Кто же его не слышал?
— Представляю, как вытянулось у нее лицо, когда она их увидела!
— Не смешно.
— Бедная мисс! Мне очень жаль людей, у которых нет чувства юмора.
— А мне жаль людей, которые позволяют себе идиотские выходки, за которые сами же потом расплачиваются. Что теперь будет, как ты считаешь?
— Она займется своими делами и не будет лезть в мои.
— Все может обернуться иначе.
— О перестаньте! Вы не лучше ее. Она пытается встать между мной и семьей Жан-Пьера. У нее ничего не выйдет!
— Если тебе запретит отец…
Она выпятила нижнюю губу.
— Никто не запретит мне видеть Жан-Пьера… и всех остальных.
— Ты ведешь себя, как школьница. Подложила ей улиток и думаешь, что это поможет?
— А разве нет? Вы не слышали, как она кричала? Держу пари, что она испугалась. И поделом.
— Ты же знаешь, что она этого так не оставит.
— Пусть делает, что хочет, а я буду делать то, что хочу я.
Спорить было бесполезно, и я ушла. Мое беспокойство переросло в тревогу. Не только из-за глупого поведения девочки, вызванного грубым вмешательством в ее жизнь, но также из-за ее увлечения Жан-Пьером.
На следующее утро в галерею пришла Клод. На ней был синий костюм для верховой езды и голубая жокейская шапочка. Ее обычно светлые глаза казались синими от гнева, но я сделала вид, что ничего не замечаю.
— Ночью произошел отвратительный случай, — сказала она. — Возможно, вы слышали.
— Да, до меня доносились какие-то звуки.
— Манеры Женевьевы достойны сожаления, но удивляться тут нечему, если принять во внимание с кем она водит дружбу. — Я подняла брови. — И я думаю, мадемуазель Лосон, что во всем виноваты вы. Согласитесь, это после вашего приезда она начала якшаться с виноделами.
— Эта дружба не имеет ничего общего с ее дурными манерами. Когда я приехала, они уже тогда были достойны сожаления.
— Я убеждена, что вы на нее плохо влияете, и по этой причине требую, чтобы вы уехали.
— Уехала?
— Да, это самый лучший выход из создавшегося положения. Я прослежу, чтобы вам заплатили за работу, а мой муж может помочь вам найти другое место. И никаких возражений. Через два часа вас не должно быть в замке.
— Но это невозможно. Я не закончила реставрацию картин.
— Мы найдем кого-нибудь другого.
— Вы не понимаете. Я использую свои собственные методы и не могу бросать картину, не закончив.
— Я здесь хозяйка, мадемуазель Лосон, и прошу вас уехать.
Как она уверена в себе! Есть ли у нее на это основания? Неужели она имеет такое влияние на графа? Стоит ей попросить, и все исполнится? Не переоценивает ли она свое влияние на графа?
— Меня нанял граф, — напомнила я ей.
Она скривила губы.
— Значит, он вас и рассчитает.