Король замка
Шрифт:
Я почувствовала леденящий страх. У нее, должно быть, есть веские причины для такой непоколебимой уверенности в своих силах. Возможно, она уже говорила обо мне с графом и он, чтобы доставить ей удовольствие, согласился на мое увольнение. Пытаясь отогнать от себя дурные предчувствия, я пошла за ней в библиотеку.
Она резко распахнула дверь и позвала:
— Лотер!
— Что дорогая? — откликнулся он.
Увидев меня, он поднялся со стула и с ошеломленным видом
— Лотер, я сказала мадемуазель Лосон, что она больше не может здесь оставаться. Но она отказывается получить расчет от меня, вот почему я привела ее к тебе. Скажи ей!
— Сказать ей? — переспросил он, глядя то на меня, то на нее.
Я всем своим видом выражала презрение, она же была раздражена, но даже это ей шло: на щеках выступил румянец, подчеркивавший синеву глаз и белизну ровных зубов.
— Женевьева положила мне в кровать улиток. Такая мерзость!
— Боже! — вырвалось у него. — Неужели эти глупые шутки доставляют ей удовольствие?
— Она думает, что это очень забавно. У нее ужасные манеры. Но что еще ждать от нее, если… Ты знаешь, что Бастиды — ее лучшие друзья.
— Нет, этого я не знал.
— Можешь мне поверить, это так. Она у них днюет и ночует. Сказала мне, что на нас ей наплевать. Мы не такие приятные, веселые и умные, как ее дорогой друг Жан-Пьер Бастид. Его она любит больше остальных, да и вообще обожает всю их компанию. Бастиды! Ты знаешь, что они из себя представляют.
— Они лучшие виноделы в округе.
— Их девчонка выскочила замуж уже беременной.
— Такое случается не редко.
— А этот тип, великолепный Жан-Пьер! Я слышала, он разгульный парень. Неужели ты допустишь, чтобы твоя дочь вела себя как деревенская девка и тоже выскочила замуж… э-э-э… в интересном положении?
— Ты слишком нервничаешь, Клод. Я прослежу, чтобы Женевьева не делала ничего предосудительного, но при чем здесь мадемуазель Лосон?
— Она способствует этой дружбе, водит Женевьеву к Бастидам. Она их лучший друг. Чего же больше? Это она познакомила с ними Женевьеву, вот почему должна уехать.
— Уехать? — переспросил граф. — Но она еще не закончила работу. Более того, она говорила мне о настенных росписях.
Клод подошла к графу совсем близко и подняла на него свои прекрасные голубые глаза.
— Лотер, — сказала она, — пожалуйста, послушай меня. Я думаю о Женевьеве.
Он посмотрел на меня поверх ее головы.
— Вы молчите, мадемуазель Лосон.
— Мне будет жаль бросить картины незаконченными.
— Об этом нечего и думать.
— Ты хочешь сказать… Ты на ее стороне? — спросила Клод.
— Я не понимаю, какую пользу принесет Женевьеве отъезд мадемуазель Лосон. Картинам же он нанесет ущерб.
Она отступила от него на шаг. Я думала, Клод ударит его, но вместо этого она посмотрела так, будто сейчас разрыдается, и, повернувшись, выбежала из комнаты.
— Она на вас очень рассердилась, — сказала я.
— На меня? А я думал, на вас.
— На нас обоих.
— Женевьева опять плохо себя ведет.
— Боюсь, да. Из-за того, что ей запретили ходить к Бастидам.
— Вы водили ее к ним?
— Да.
— Вы полагаете, это благоразумно?
— Я так думала. Ей не хватало общения с детьми, а в ее возрасте надо иметь друзей. У нее нет ни одного друга, поэтому она такая неуправляемая и… неуравновешенная.
— Значит, это была ваша мысль, познакомить ее с Бастидами?
— Да. У Бастидов ей было очень хорошо.
— И вам тоже?
— Они мне нравятся.
— У Жан-Пьера репутация… галантного кавалера.
— У кого здесь другая репутация? Галантных кавалеров во Франции не меньше, чем виноградин на полях. — (На мгновение я потеряла осторожность: хотела выяснить отношение графа ко мне… и сравнить с чувствами, которые он питал к Клод). — Может быть, мне и впрямь лучше уехать. Я могу собрать вещи, скажем… через две недели. Думаю, к тому времени я смогу закончить начатые картины. Это удовлетворит госпожу де ла Таль, и, поскольку вряд ли Женевьева станет ездить к Бастидам одна, все устроится очень удачно.
— Всем не угодишь, мадемуазель Лосон.
Я рассмеялась, и он засмеялся вместе со мной.
— Пожалуйста, — сказал он, — не упоминайте больше об отъезде.
— Но госпожа де ла Таль…
— Предоставьте ее мне.
Он посмотрел на меня, и на мгновение мне показалось, что с его лица упала маска невозмутимости. Он как будто хотел сказать, что терять меня ему хотелось не больше, чем мне уехать от него.
Когда я в следующий раз увидела Женевьеву, ее губы были сердито поджаты.
Она выпалила, что ненавидит всех… целый свет. Особенно — женщину, которая называет себя тетей Клод.
— Она снова запретила мне ходить к Бастидам, мисс. И на этот раз папа был на ее стороне. Он сказал, что я не должна навещать их без его разрешения. А это значит, что я больше не увижу их… потому что он никогда не разрешит.
— Может быть, разрешит. Если…
— Нет. Она не хочет, чтобы он мне это разрешил, а он выполняет все ее желания. Она — единственная, кого он слушает.