Королева воскресла!
Шрифт:
— Через два дня после смерти? Неужели в этот вздор можно поверить, Сцилла?
— Но ведь он клянется, что видел, как она сама ушла из склепа!
— Я его повешу за такие сплетни на городских воротах. В Лесовии только один король — я.
Сцилла смутилась, но, чувствуя расположение короля, все-таки осмелилась спросить еще.
— А как же следы, ваше величество? Утром все видели следы на снегу.
— Вздор, — сказал он раздраженно, — как будто так трудно проложить следы! Это всё гнусные выдумки тиманского клана, который мне простить не может,
— А помните, ваше величество, ваша матушка Мария-Виктория тоже выходила из склепа после смерти. Весь дворец содрогался!
Зарих усмехнулся.
— Мне некогда расследовать чьи-то злые шутки. А чтобы вы впредь не тряслись, я приказал сравнять этот склеп с землей. И отныне всех членов королевской династии будут хоронить в земле. Начиная с меня.
— Как?! Вы приказали?!..
— Да, — сказал он жестко, — мне это надоело.
У бедной Сциллы в голове не умещалось такое хладнокровное святотатство. Она смотрела на Зариха расширенными от ужаса глазами.
— Иди сюда, — он протянул ей руку.
Я сжалась в комок. Я уже забыла, что это только сон, что на самом деле всё будет не так, и никто меня не видел, когда я уходила из склепа, и никогда этот проклятый склеп не сравняют с землей, и Зарих еще не король, он только утром вступил во дворец…
Она села к нему на колени. Обыкновенный щупленький и бестолковый цыпленок! Что он в ней нашел! Писклявый, дрожащий голосок? Смазливое личико?
— Я уже забыл, как выглядит женское тело, — сказал он.
— Вы никогда не любили женщин, ваше величество, — пискнула эта томная глупая курица.
— Кто тебе сказал? — усмехнулся Зарих.
Это совсем не к ней относилось, а она вспыхнула как георгин и потупила кроткие, счастливые глазки. Так же, не поднимая глаз, она позволила раздеть себя до пояса и поцеловать в дрожащие губки, тоненькую шейку и маленькую, едва очерченную грудь.
Я пожелала ей охрипнуть до конца своих дней и покрыться язвами, так невыносимо мне было это видеть! Если б у меня были руки, я схватила бы ее за волосы и швырнула на пол, но у меня не было тела! Я беззвучно кричала: "Нет, нет, нет!"
Зарих не слышал меня, но его как будто что-то остановило. Он разочарованно откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.
— А теперь иди, Сцилла. Я устал.
Когда-то и мне он сказал так же спокойно и равнодушно: "Тебе пора. Уплывай". А потом еще, так же равнодушно: "Ты ошибаешься. Не строй иллюзий. Я не люблю тебя, Юлиана".
Сцилла послушно встала, застегнула платье.
— Я же говорила, что вы не любите женщин, ваше величество…
Один он оставался недолго. Я не успела на него налюбоваться в покое и задумчивости. Невеселые мысли были у нового короля. Ему было не до любовных утех. Потом вошел какой-то человек, видимо, секретарь с кучей бумаг, а за ним барон Оорл. Зарих две бумаги подписал, не глядя, а над третьей задумался.
— Нельзя же всем рубить головы, — сказал барон, заглядывая ему через плечо, — побойтесь Бога, ваше
Я поняла, что он подписывает смертные приговоры, мой добрый, славный Зарих! Я тоже заглянула ему через плечо и с ужасом прочла имя Якоба Тиманского! Кошмарный, трижды кошмарный сон!
— Мне не до жалости.
Зарих наклонился над столом и поставил размашистую подпись: "Эрих Второй".
Я совсем запуталась и чуть ли не со страхом смотрела на нового короля: разве это не Зарих?!
Потом какая-то сила потянула меня в окно как на веревке, хоть я того и не хотела. Бороться было бессмысленно, я вылетела прямо сквозь стекло, и подо мной далеко внизу засветился огнями огромный вечерний город. Это было странно и в то же время привычно, как будто я всю жизнь летала как птица, и никто меня не видел.
Невидимая властная сила уносила меня куда-то как осиновый листок. И все смешалось, и перевернулось небо, и закружились звезды, сворачиваясь в гигантскую воронку, и я падала в нее с восторгом и ужасом.
**********************************************************
**************************
Я открыла глаза. Надо мной сидел смуглый и остролицый, чем-то отдаленно знакомый человек. Взгляд у него был пронзительный, такой, что я съежилась.
— Кто вы?!
— Не бойтесь меня, — сказал он тихо и как-то вкрадчиво, — вам уже лучше?
— Вы доктор?
— Считайте, что так.
— А где Лесли?
— Сейчас придет.
Не нравилось мне все это. Я огляделась. В узкое окошко заглядывало солнце, под потолком висели клетки с птицами, на столе стоял чайник, закуска и несколько распечатанных бутылок. Гость не сводил с меня внимательных глаз.
— Почему вы так смотрите, — спросила я настороженно.
— Я никогда не видел такой красивой женщины, — сказал он печально, — мне очень жаль вас.
Я испуганно потрогала свои волосы, мне все казалось, что меня побрили налысо. Я никак не могла отделаться от увиденного кошмара.
— Почему вам жаль меня?
— Потому что вы заслуживаете лучшей участи, прекрасная Юлиана.
Я вздрогнула, меня уже тысячу лет никто не называл моим именем.
— Откуда вы знаете?!
— Я знаю всю вашу историю.
— Вы?!
— Я не мог вам помочь. Мы все бессильны против Висконти.
— Боже…
Я всмотрелась в этого человека: если постричь его волосы, округлить щеки, убрать мешки под глазами и надеть на него холщовую рубаху, то он будет очень похож на брата Осипа из Приюта.
Вот где я его видела! Он почти ни с кем не разговаривал, кроме Святого Робина, но иногда предсказывал будущее по руке или просто по глазам. Я почему-то боялась его острых черных глаз и никогда к нему не подходила. Потом сестра Мартина шепнула мне, что это сам Алигьери, колдун из Стеклянного Города. Я еще удивилась, что он делает в таком святом месте, как Приют. Она сказала, что отец Робин исправляет даже таких, как он! Отец Робин!