Королевская канарейка
Шрифт:
— Ваше Величество, для меня гномы тоже сказка. Да и весь этот мир сказка, — и, подумав, — местами страшная.
— Цветочная богиня, ты в первый раз почтила нас посещением… знаешь, а ведь прошлая королева цветов родилась в моём клане, — глаза матери Фрора улыбались, — эльфы, девонька, не больно-то рассказывают кому. Про твоё существование сын от меня знает, а мне бабка сказывала. И вот сама вижу и смогу рассказать…
Непонимающе спросила её:
— Да ведь вы не видите пламя?
Равома дробно, сухенько рассмеялась:
— Но я вижу, как эти… — она
Села на каменную скамеечку, посидела, подышала — и сняла ичиги. С наслаждением прикоснулась к прохладному камню босыми ногами. По полу слегка дуло, и рассиживаться не стоило. Торопливо посдирав одежду, не глядя по сторонам, рысцой устремилась к парной.
Рывком открыла каменную, обитую каким-то разбухшим мочалом дверь — и навстречу повалили пар и гомон. Впрочем, гомон тут же утих, стало слышно, как шипит вода на раскалённых камнях, и сквозь клоки пара я увидела, не веря глазам, что, так сказать, полна коробушка. Особенно запомнилось, как гном, что поближе был, бородой судорожно прикрылся. И знакомые собольи широкие брови, под которыми были такие вытаращенные глаза, что кабы не брови — так и не узнала бы.
Молча захлопнула дверь обратно, истерически посмеялась — а что оставалось? Стара я пойти топиться от позора, да и они переживут как-нибудь. Надеюсь.
Дверь, на которую указывала Равома, была рядом. Осторожно, прикрываясь самой дверью, приоткрыла — никого.
Пожимаясь от блаженного тепла, осторожно уселась на краешек каменной лежанки. Посидела, не думая ни о чём. Вот совсем мысли встали. Покряхтела, чувствуя, как разжимается тело, и медленно, чувствуя себя столетней черепахой, разлеглась на горячем камне.
А потом пришли обещанные королевой помощницы с простынками и мочалками, и заставили забыть обо всём, включая свежайший позор.
Во всяком случае, я ни о чём-ни о чём не думала, когда рысила по коридорчику в сторону купален, и дико удивилась, когда пол внезапно оборвался под ногами — и я с визгом полетела вниз.
130. О хорошем
От ужаса зажмурилась — но лететь оказалось вовсе недалеко, упала в тёплую водичку. Тут же почувствовала гладкое каменное дно, на которое приземлилась пятой точкой, и руки, тянущие на поверхность:
— Valie, там лесенка есть, сверху прыгать необязательно, — владыка улыбался, и даже в полутьме было видно, что ему весело.
Весь свет ограничивался крохотным масляным светильником, стоящим на уступе рядом.
Трандуил спокойно, с удобством расположился в каменной чаше, раскинул руки по краям,
Подышала, протёрла глаза от воды, и тут же охнула, разглядев:
— Как красиво! — края ванны были оранжевыми и полупрозрачными, как леденец, но без леденцовой простоты: глубину и переливы цвета подчёркивали матовые белые разводы и концентрические круги, делающие камень слоистым и загадочно мерцающим.
Провела ладонью по тёплой на вид и на ощупь поверхности:
— Сердолик?! — у меня когда-то были оранжевые бусы из него, но чтобы ванна…
— Да, valie, когда-то здесь был вулкан, сердолик связан с поствулканическими гидротермальными растворами, которые кристаллизуются в пузыристых лавах. Оранжевый роскошный цвет придают окиси железа, а его здесь много, — и, лукаво заулыбавшись: — Да не смотри ты так, что удивительного, я люблю камни и немного разбираюсь… ты с мастером Телхаром поговори, вот кто понимает! Возможно, после этого ты перестанешь так насмешливо думать о моей слабости к драгоценностям.
Слегка смутилась, опустила глаза, а король тут же добавил:
— И ты права, я вижу действительно прекрасные вещи, — он упёрся взглядом в грудь.
Поняв, что в вода стоит чуть выше талии и грудь зазывно торчит, охнула и опустилась пониже.
— Я вижу их и сейчас, твоя божественная нагота сияет, как пламя творения сквозь ветхую ткань реальности, — сначала он вальяжно мурлыкал, но под конец фразы заговорил быстро и почти с отчаянием.
Расслабился — было видно, что с усилием, и снова замурлыкал:
— Almare nin, блаженство моё, кстати, о творении: ты так изящно вломилась в парилку… это было испытанием для моего красноречия, но я убедил уважаемых гномов, что они не опозорены, и что взгляд богини отличается от прочих, и сама она не подпадает под общепринятые нормы, — а сам всё время в лицо смотрел, и увиденное заставляло его хихикать, и сквозь смех он всё говорил: — Но, понимаешь ли, получилось так, что скульптор Наин возгорелся изваять тебя… обнажённой, само собой. Думаю, ничего не выйдет — пламя не ухватишь. Но отказывать художникам считается грехом… Понятно, что ты вне этики, но я обещал ходатайствовать. Подумай, я видел его работы… весьма любопытно, он очень самобытен. Если ты согласишься, возьмём его с собой, я ему ещё пару заказов подкину, хороший художник, пусть бы поработал на меня… А чисто из-за денег не поедет.
Далее шёл пассаж, очень витиеватый, и по смыслу выходило, что творческих личностей король оченно ценит и уважает, но считает, что кукуха у них у всех не на месте, и надо как-то это учитывать, манипулируя этими самыми личностями.
Ну да, ну да, король-то себя творческой личностью не считает, хе-хе.
— Нет, конечно. Я воин и правитель, — и посмотрел почти удивлённо.
Тоже удивилась:
— А магия?
Он отмахнулся:
— Военная. Грубое воздействие, разрушения. Как акт творения — мало, редко, опосредованно.