Королевская канарейка

Кокарева Анна

Тут гномы распрощались, а мы двинулись дальше. Эрин Ласгален был совсем близко.

133. Кроличья нора

пронёсся мимо тварь косая

алиса следом бац нора

алиса сунулась и саё

нара

Потихоньку вечерело. Спустившись с горы, двигались мы вдоль Быстротечной: она была справа, а Пуща слева. Река ещё не встала, но по

краям была наледь, из которой торчали камыши. На той стороне периодически встречались рыбацкие деревушки, и тогда ветер доносил вкусные запахи жилья, домашнего хлеба и копчёной рыбки, а садящееся солнце алым подсвечивало уютные печные дымки. Мои бессознательные принюхивания вызывали у владыки приступы веселья. Он вообще был весел и счастлив, я же чувствовала себя странно… Как будто что-то забыла и не могла вспомнить, а оно вот тут — только ухватись.

Запах копчёностей ассоциировался с медвежонком Бьярки — подумав, что, возможно, неспокойно поэтому, спросила, не может ли он напасть.

— Чтобы быть здесь, ему надо было сделать огромный крюк, огибая Пущу и горы по той части леса, что принадлежит Беорнингам. Маловероятно.

И далее его величество выразился в том смысле, что Стражей Пущи я уже видела, а одного даже сама инициировала. Бьярки хода в эльфийский лес нет — если сунется, его печень быстро вывесят на просушку, и оборотень это понимает прекрасно.

— Мы сейчас с краю, — едущий рядом принц прикрыл глаза и похолодел лицом, и король уставился на него. Всё веселье разом спало.

Леголас, помолчав отстранённо минуту, открыл глаза:

— Нет. Оборотня не чувствую.

Но Трандуила как будто муха какая укусила — нахмурился, поджал губы. Тоже помолчал и обернулся ко мне:

— Сын не чувствует, но ты, Блодьювидд? Неспокойно, да? — и, напряжённо: — Как можно меньше думай, говори всё, что чувствуется, быстрее!

Поджалась:

— Просто неспокойно. Как будто что-то забыла и не могу вспомнить.

— Навязчивый потусторонний взгляд? Ощущение присутствия невидимого? В какой стороне? — он закидывал вопросами, и лицо у него становилось всё более страшным. Глаза иномирно поголубели, он вглядывался, похоже, в другую реальность.

Не знала, что ответить, но он уже рылся в голове, и это было больновато. Зашипела сквозь зубы. Обычно при такой реакции король отступал с извинениями, но не в этот раз:

— Не бойся, не сопротивляйся, позволь… — постаралась расслабиться, и боль перестала так сильно скручивать, но ощущения были, мягко говоря, неприятные.

Когда он оставил меня в покое, почувствовала себя выпотрошенной. Нахохлилась, борясь с тошнотой. Трандуил только глянул — и Глоренлин уже подъезжал, развинчивая флягу, наливая в крышку воду и добавляя из крохотного пузырька что-то коричневое и вонючее, тяжёлыми каплями падающее на дно и уже снизу мешающееся с водой:

— Выпей, прекрасная, станет легче.

Опрокинула — правда полегчало.

Трандуил двинул кистью — и кавалькада резко свернула с удобного отлогого берега и углубилась в чащу.

* * *

Помню, где-то у Куприна читала, что русские офицеры увлекались охотничьим паркуром, скачками на полной скорости

по лесу. Считался этот паркур вершиной выездки и очень опасным занятием. И вот сейчас я видела эльфийский лесной паркур. Да что там: участвовала, насколько участием можно было назвать то, что я клещом впивалась в оленя, а мимо смазанно проносились деревья. Хорошо хоть веткой в глаз не грозило получить: рога оленьи прикрывали, да и сам он легко скользил между деревьями, они как будто раздвигались перед ним. Сначала страшно было, а потом появился некий азарт, и скачка начала даже приносить удовольствие. К тому же я надеялась, что непонятное ощущение, пришедшее на берегу, в чаще оставит меня.

О том же, куда едем, сначала вовсе не думала. Не думай, как говорится, какой там редут, а иди, куда ведут. Потом начала задумываться, уж очень целенаправленно двигались, да сквозь такие буераки, что я иногда глаза закрывала, чтобы не видеть. А олень нёс. Потом и глаза закрывать стало не нужно: стемнело. Я не знаю, что эльфы сделали с лошадками, но те скакали в темноте, только шорох копыт по подмёрзшему мху слышался да всхрапывание. Задумалась, сколько они так бежать смогут — по ощущениям, мы уже часа два скакали. Впрочем, шаманы, наверное, как-то их поддерживали. Меня бы кто поддержал. Чувствовала, что руки-ноги совсем закоченели. Начала бояться упасть — и тут олень встал, запалённо дыша и поводя боками.

Кто-то кулём стащил меня с его спины — в темноте не разглядела. Невдалеке слышала голос владыки, негромко командующего:

— Морралхиор, Галадон, богиню — в капище, быстро! Глоренлин, с ними, ставь внутренний защитный контур. Аранен, твоих на разведку. Остальным лошадей выводить, и тоже в капище. Мелиор, останься, поможешь.

Двое бегом тащили меня куда-то вверх, а я пыталась не волочься, а хоть как-то ноги переставлять, но получалось не очень: неплохо было бы и самой сначала отшагаться, как лошади после скачки.

Была темнотища, но, по ощущению, меня заволокли в какое-то помещение: темнота ещё поглушела, и звуки леса тоже приглохли. Когда меня отпустили, слышала только своё тяжёлое дыхание. Подышала, успокоилась, порастирала ноги, а тут и огонёк зажёгся.

— Тебе ведь уютнее со светом, прекрасная? — голос Глоренлина был мягок и участлив, но сам он, похоже, стремительно терял связь с внешним миром, уходя в себя.

Покивала и огляделась в дрожащем свете плавающего огонька: грубые нетёсаные колонны, накрытые каменной плитой, никаких тебе дверей; пол земляной, заваленный сухими листьями. В дыры между колоннами видно, что вокруг ещё вертикальных камней наставлено. Стоунхендж.

Глоренлин уже ползал на коленях снаружи, бормоча и рассыпая порошки. Галадон с Морралхиором деловито проверяли луки. Отвлекать их не стала, просто стояла и молчала, глядя в темноту под холмом — и тут она бесшумно вспыхнула, холм накрыл голубоватый сияющий купол, а следом внешняя часть капища окуталась искрящимся туманом как раз по контуру торчащих камней.

Холм был почти лысый, только несколько кустов росло на склонах, и стало видно лес внизу, эльфов, вываживающих лошадок и Трандуила, поднимающегося наверх. Шёл он спокойно, не торопясь.