Королевская шутиха
Шрифт:
— Ваше высочество, много ли вы выигрываете от этих задержек? — напрямую спросила я Елизавету, когда сэр Уильям чуть ли не в десятый раз отправил меня поторопить ее со сборами. — Королева вряд ли вас простит, если вы заставите ее ждать дольше положенного.
Принцесса стояла, а одна из ее служанок тщательно укутывала ей горло шарфом.
— Много, Ханна. Я выигрываю целый день жизни.
— У вас впереди еще много таких дней, — попыталась успокоить ее я.
Она улыбнулась мне, но ее глаза были еще темнее от страха.
— Должно быть, Ханна, ты не попадала в такие обстоятельства, когда начинаешь ценить каждый день жизни. Целый
Четвертый день нашего путешествия ознаменовался встречей с гонцом, скакавшим из Лондона. У него было письмо для сэра Уильяма Говарда. Советник прочитал письмо, затем спрятал в карман камзола. Лицо сэра Уильяма заметно помрачнело. Елизавета дождалась, пока он отвернется, и своим распухшим пальцем поманила меня.
— Я очень хочу знать о содержании письма, — сказала она. — Держись вблизи них и послушай, о чем они будут говорить. Тебя они не заметят.
Такая возможность выпала мне, когда мы остановились на обед. Сэр Уильям и другие советники спешились и ждали, пока их лошадей отведут в конюшню. Я заметила, что родственник Елизаветы достал из кармана то самое письмо. Я примостилась рядом, делая вид, что расправляю сапог.
— Леди Джейн казнили, — сообщил он вполголоса. — Пару дней назад. А перед нею казнили Гилфорда Дадли.
— А Роберта? — крикнула я, забыв всякую осторожность и вклинившись в голоса взрослых. — Роберта Дадли?
Шутихе, да еще считающейся блаженной, многое прощается. Сэр Уильям даже не рассердился.
— О нем ничего не сказано. Я так думаю, их с братом казнили одновременно.
Окружающий мир потерял ясность очертаний. Я была близка к обмороку. Я грохнулась на холодную ступеньку крыльца и обхватила голову руками.
— Сэр Роберт, — прошептала я. — Мой господин.
Я не верила, не хотела верить, что его казнили и что я уже никогда не увижу блеска его темных живых глаз. Неужели палач мог отсечь такую голову, будто казнил рядового мятежника? Неужели улыбка и обаяние сэра Роберта не спасли его от участи старшего брата? Кто посмел лишить жизни «костлявого Робина»? Кто подписал ему смертный приговор? Какой палач осмелился исполнить этот приговор? Я тем более не могла поверить в казнь сэра Роберта, поскольку видела его блестящее будущее. Я слышала тогда слова, исходящие из моего рта. Я помнила запах свечей, помнила их мерцание в темной комнатке, их бесконечные отражения в зеркале мистера Ди. Я же не придумала, что сэр Роберт будет любим королевой и умрет своей смертью, в постели, а не на плахе! Мне это показали; мой дар вложил эти слова мне в уста. Если же сэра Роберта казнили, погибла не только моя большая любовь. В таком случае судьба с наглядной жестокостью показала, что мой дар — выдумка, заблуждение. Все мои предсказания погибли под тем же топором, который оборвал жизнь сэра Роберта.
— Эй, шутиха, тебе никак плохо? — спросил кто-то из спутников сэра Уильяма.
Сам сэр Уильям скользнул по мне равнодушным взглядом.
Я заставила себя проглотить застрявший в горле комок.
— Можно я расскажу принцессе о казни леди Джейн? — спросила я. — Ей это нужно знать.
— Рассказывай, — все так же равнодушно отозвался сэр Уильям. — Ей это обязательно нужно знать. Через
— В чем их обвинили? — спросила я, хотя и сама знала ответ.
— В государственной измене, — отрезал сэр Уильям. — Так и расскажи принцессе. Их казнили за измену и за посягательство на трон.
Все, не сговариваясь, повернулись в ту сторону, где стояла повозка с паланкином. Елизавета с помощью миссис Эшли и другой фрейлины выбиралась наружу.
— Такая смерть ждет всех предателей, — назидательно произнес сэр Уильям, глядя в сторону своей двоюродной сестры.
Она дружила со многими, кто нынче раскачивался на виселицах.
— Так умирают все предатели.
— Аминь, — послышалось откуда-то сзади.
Я дождалась, пока Елизавета пообедает, и только тогда решилась подойти к ней. Она омыла руки после еды и теперь держала их перед мальчишкой-прислужником, а тот тщательно вытирал их полотенцем.
— Узнала про письмо? — не поворачивая головы, спросила принцесса.
— Через день об этом узнают все, — сказала я. — Мне больно сообщать вам такие новости, ваше высочество, но ваша родственница Джейн Грей… два дня назад казнена. Ее муж… и сэр Роберт тоже.
Руки Елизаветы даже не дрогнули, но я заметила, как сразу потемнели ее глаза.
— Значит, она все-таки решилась. Королева переступила черту. У нее достало смелости казнить свою родственницу, которую она знала с детства.
Мальчишка деловито вытирал все еще одутловатые руки принцессы. Это было ее полотенце с красиво вышитой монограммой. Пальцы Елизаветы по-прежнему оставались неподвижными, будто я рассказывала ей придворную сплетню.
— Королева познала силу топора. Теперь никому будет не уснуть. Слава Богу, я ни в чем не замешана.
Я кивала, но почти не слушала ее. Перед моим мысленным взором был сэр Роберт. Он поднимался на эшафот с гордо поднятой головой. Совсем не как его отец, униженно моливший о пощаде.
К нам подошел сэр Уильям.
— Я очень устала, — сказала ему принцесса. — Я просто не в состоянии продолжать путь. На сегодня все. Мне нужно отдохнуть.
— Послушай, Елизавета, мы и так безбожно опаздываем, — хмуро ответил он.
Она покачала головой.
— Прошу тебя, дай мне сегодня отдохнуть. Я лягу спать, а завтра выедем пораньше.
— Тогда завтра я подниму тебя еще затемно… ваше высочество, — нехотя согласился он.
— Конечно, — ответила Елизавета, едва заметно улыбнувшись.
Сколько бы Елизавета ни затягивала это путешествие, оно неумолимо приближалось к концу. Через десять дней после нашего отъезда из Лондона мы вновь остановились на ночлег в Хайгейте, в доме одного знатного господина.
Я ночевала вместе со служанками принцессы. Те поднялись очень рано, чтобы приготовить все необходимое для въезда Елизаветы в Лондон. Они доставали из сундуков белоснежное нижнее белье, чистили и гладили белое платье. Мне вспомнился день, когда она выехала из Лондона, чтобы встретить старшую сестру. Тогда одежда принцессы соответствовала цветам Тюдоров — белому и зеленому. Сейчас остался только белый — цвет невесты-мученицы. На этот раз Елизавета не изобретала задержек. К дверям дома уже подогнали повозку с паланкином. Вокруг собралась толпа, желавшая увидеть принцессу.