Королевский крест
Шрифт:
— Я далек от мысли выражать вам свое недоверие, Захар, — негромко произнес нав, — но я чувствую, что в семье Масан идут не очень хорошие процессы. Кажется, лидеры теряют позиции.
— Мне не приходилось сталкиваться со случаями неповиновения, — отрезал епископ. — Все масаны соблюдают Догмы. Что еще от нас требуется?
Жить нормальной жизнью и не задумываться над тем, что приходится убивать братьев. Не думать, что являешься представителем расы, которая, подобно челам и Красным Шапкам, охотно занимается самоистреблением. Но разве можно забыть о Расколе и тянущейся с тех пор гражданской войне?
— Захар, —
— Да, — поколебавшись, ответил Треми.
— Искренность является залогом дружбы.
Епископ прекрасно понимал, что нав не уйдет, пока не получит ответы на интересующие его вопросы. Что он будет улыбаться, перепрыгивать с темы на тему, но все равно возвращаться к тому, о чем хочет знать. И рано или поздно придется дать ответ. Так чего тянуть?
— Мы устали убивать друг друга.
— Я не заметил подобных чувств у представителей Саббат, — нисколько не удивившись такой постановке вопроса, произнес Сантьяга.
И Захар понял, что комиссар видит складывающуюся ситуацию не хуже, чем он сам.
— Мятежники не задумываются над такими вещами, — пожал плечами епископ. — У них слишком бурная жизнь.
— И нет ограничений, — закончил мысль нав.
— Вы правы — нет ограничений. Они смотрят на ситуацию под другим углом: мы для них те, кто хочет надеть на членов семьи оковы, отнять свободу. Они убивают нас инстинктивно.
— А вы их — обдуманно. Потому что не просто воюете с Саббат, а защищаете будущее семьи — пропагандируемая ими перманентная вражда с челами может привести только к поражению.
— Но это выбор, а не навязанные законы.
— Да, это выбор, — снова согласился Сантьяга.
Он, и только он допустил ошибку. Именно он, комиссар Темного Двора, в какой-то момент не понял, что старые пропагандистские лозунги перестали действовать, что пришли новые масаны, и нужно обновлять репертуар, нести те же идеи, но выражать их другими словами, понятными и близкими новому поколению. Именно он, понадеявшись на опыт и верность верхушки семьи, недооценил последствия гибели Лазаря Гангрела. Хотя… Тысячу раз прав Треми — мятежники ведут войну инстинктивно, лозунги, вбиваемые им в головы вождями Саббат, великолепны только для войны, дай рядовым мятежникам возможность почувствовать вкус мира, и они тоже задумаются о том, ради чего убивают братьев. Наметившийся у масанов кризис стал результатом столкновения идеологий и образа жизни, а смерть епископа Гангрела лишь ускорила его. И чтобы побороть кризис, мало вылепить нового Лазаря, требуются более глобальные действия.
— Вы хотели искренности? Пожалуйста: я убил Робене обдуманно. Он ничего не знал и не мог ничего рассказать. Но мы бы вытаскивали из него это незнание долго и жестоко. Этого я допустить не мог.
Робене пил чужую кровь, воровал чужую силу, жил этим. Он был проклят, как был проклят и Захар. Многовековая война сделала их врагами, но масаны оставались близки друг другу, оставались братьями.
Вампиры Камарилла, подпитываемые менее агрессивными, чем Саббат, лозунгами, острее чувствовали боль гражданской войны. Сейчас они ограничиваются глухим ворчанием, через некоторое время появятся перебежчики,
— Я не стану вас обвинять, Захар, — задумчиво сказал комиссар. — Хотя бы по той причине, что сам поступил бы так же, окажись на вашем месте.
Епископ оторопело посмотрел на Сантьягу.
— Но…
— Я не закончил, — поднял указательный палец комиссар. — Темный Двор поддержал Камарилла тогда, во время Раскола, и поддерживает до сих пор, но это не значит, что нам нравится непрекращающаяся война. Это не значит, что мы не поддержим Камарилла, реши они начать с Саббат переговоры. Мы не меньше вас хотим объединить семью.
— Но с кем вести переговоры? — Увлеченный словами Сантьяги, Захар приподнялся в постели и, размышляя, запустил пятерню в волосы. — Саббат — это мелкие кланы и группировки, разбросанные по всему миру. Возьмем барона Александра. Теоретически он является единоличным правителем всех Бруджа, но североамериканская ветка его собственного клана ему не подчиняется. А южноамериканская вообще снюхалась с Носферату, которых Александр терпеть не может. Он потому и называет себя бароном, что титул кардинала потерял всякий смысл. В других семьях ситуация еще хуже… У Малкавиан действуют семь кардиналов. Семь! Причем двое из них в Нью-Йорке. Бред!
— В этом-то и проблема, — тонко улыбнулся комиссар. — Мы давно готовы к диалогу, но нам не с кем говорить.
Бизнес-центр «Нефтяная Вышка».
Москва, проспект Вернадского,
5 ноября, пятница, 12.00
— Никита, дорогой! — Цвания приехал в «Вышку» не намного раньше Крылова, минут за десять, как сказал сопровождавший Никиту и Эльдара сотрудник службы безопасности, но вновь прибывших Давид приветствовал как хозяин. — Рад тебя видеть!
— А уж как рад я, — сухо улыбнулся Крылов, пожимая протянутую руку. — Все собрались?
— И уже успели перезнакомиться, — подтвердил Цвания и понизил голос: — Никита, я рад, что ты не стал возражать против этого бандита Копытова. Сказочный типаж, звезда вечеринки!
Крылов не настолько хорошо знал Давида, чтобы понять, блефует ли Цвания, демонстрируя отличное настроение, или действительно чувствует ТАКУЮ уверенность в своих силах. Чутье же игрока подсказывало Никите, что веселье противника, скорее всего, искреннее.
— Мы приехали последними?
— Да.
— Хороший знак.
— «Счастливая» примета?
— Ага.
— Ты в них веришь?
— А ты?
— Я верю в расчет, — прищурился Цвания.
— А я — в непредсказуемость Игры.
— Зачем верить в то, чем невозможно управлять?
— Чтобы выигрывать, Давид, чтобы выигрывать.
Цвания запнулся. Ахметов, до сих пор молча стоявший рядом, не удержал короткий смешок.
— Добрый день, Никита. — К собеседникам подошел Сергей Сватов, управляющий «Нефтяной Вышкой». — Все в порядке?