Короли Вероны
Шрифт:
Джаноцца озабоченно нахмурила брови.
Смею ли я попросить вас рассказать эту историю?
– Эта история не моя, и не мне ее рассказывать. Лучше спросите Марьотто. А вы любите своего дядю? – Пьетро тоже решился на личный вопрос.
– Вообще-то Гранде мне не дядя, а двоюродный дед. Он глава семьи, но до совершеннолетия я видела его всего несколько раз.
«Просто до совершеннолетия ты была ему не нужна». По любви женятся крестьяне, а не знатные синьоры. Для последних брак – это договор между двумя семействами, имеющий целью произвести на свет потомство и воплотить в жизнь честолюбивые планы. Любовь же давно не имеет никакого отношения к браку. Даже Церковь, всего шестьдесят лет назад объявившая узы брака священными, теперь сквозь пальцы смотрит на любовные похождения лиц, связанных этими узами. Обожание издали, куртуазная любовь, страсть, которая жалит, обжигает, заставляет томиться, – вот пункты, не входящие в брачный договор. Разве это не противно человеческой природе?
Уже давно, как только разговор заходил о любви вне брака, Пьетро начинало трясти от негодования. Он вспоминал грустные глаза матери, склонившейся над очередным произведением мужа. Данте женился по воле родителей, которые заключили брачный договор с семьей Джеммы Донати, в то время как сердце поэта принадлежало Беатриче, Дарующей Блаженство. Именно этой женщине Данте посвятил труд всей своей жизни – что не мешало ему делить дневные заботы, а также ложе со своей законной женой. Наверно, простолюдины избавлены от таких мук.
Впрочем, девушке, что стояла сейчас рядом с Пьетро, не грозили измены или холодность супруга. Антонио твердо решил завоевать ее сердце. Даже если Джаноцца не ответит на его чувства, она всю жизнь будет купаться в обожании.
Девушка смотрела на снежные вихри, клубящиеся меж зданий.
– Мой отец родом из маленькой деревушки к юго-востоку от Падуи. Она называется Боволенто. А отца зовут Джакопино делла Белла. Вряд ли вы о нем слышали. Он умер в прошлом году.
– Отчего умер ваш отец?
– От подагры. – Глаза Джаноццы наполнились слезами.
– Примите мои соболезнования, – поспешно произнес Пьетро, надеясь предупредить наводнение. – Выходит, вы не принадлежите к семейству Каррара?
Девушка шмыгнула носом и сморгнула слезы.
– Моя матушка – родная племянница Гранде.
– Вот как!
Разговор зашел в тупик. Пьетро до сих пор не составил себе мнения о Джаноцце. Что-то в ней смущало юношу, нашептывало догадки, более похожие на подозрения.
Порыв ветра бросил им в лица горсть снежинок; молодые люди зажмурились, чтобы утишить боль в глазах, словно исколотых крохотными кинжалами, и невольно повернулись к праздничной толпе. Играла музыка. Решив, что момент самый что ни на есть подходящий, жид Мануил достал лютню и дудку. Он умудрялся играть одновременно на обеих. Мелодия получалась веселая, провоцирующая; гости начали прихлопывать. Краснолицый Людовико Капуллетти выписывал кренделя своими толстыми ногами, не попадая в такт, что, впрочем, нимало его не смущало. Синьор Монтекки неожиданно для себя расхохотался; многие гости присоединились к жизнелюбивому Капуллетти.
– Боюсь, у него тоже подагра, – покачала головой Джаноцца.
– Почему вы так решили?
– Видите, как он припадает на правую ногу? Каждый шаг причиняет ему боль. Так начинается подагра. Неудивительно, что синьор Капуллетти решил переженить всех своих наследников в столь юном возрасте.
– Вы сказали «всех»? А разве Антонио не единственный его сын, который еще не женат?
– У синьора Капуллетти есть еще и внук.
– Правда? Я не знал.
– Конечно, не знали, – кивнула Джаноцца, – ведь мальчик еще не родился.
– Вы говорите о будущем ребенке мессэра Луиджи? – Голос Пьетро стал громче, чем ему того хотелось. – Неужели синьор Капуллетти сосватал неродившегося внука? И кто же невеста?
– Девочка из семьи Джуарини. Ей сейчас около года. Так что они почти ровесники.
– Но это же просто смешно!
– Это необычно. Насколько я понимаю, отец Антонио выбрал именно Верону отчасти потому, что связан с семейством Джуарини. Они с синьором Джуарини компаньоны, у них общие интересы в разных областях. Конечно, – поспешно добавила девушка, – синьор Капуллетти уже отошел от дел. Теперь его дела ведут поверенные, нанятые за деньги. – Джаноцца сжала кулачки. – Ах, какая же я глупая!
Пьетро проигнорировал последнее замечание – наверняка Джаноцца изливалась с неким умыслом.
– С чего синьор Капуллетти взял, что родится именно мальчик?
– Так говорят все повивальные бабки. Ребенок низко лежит – это верный признак. Они уже синьоре Капуллетти все уши об этом прожужжали. Ребенку даже имя придумали.
– И какое же?
– Тибальт, кажется.
Пьетро попытался представить, каково это – быть сосватанным в материнской утробе.
– Бедняга Тибальт.
– Этот союз гарантирует прочность связей между обеими семьями. Все-таки лучше, чем запасной вариант.
– А разве и такой имеется?
– Да – можно расторгнуть мою помолвку и просватать годовалую Джуарини за Антонио.
Пьетро представил, как Антонио несет свою крошку-невесту к алтарю, и не смог сдержать ехидного смеха. Ему пришлось отвернуться к окну, к колющим снежинкам. Едва Пьетро успокаивался, перед глазами у него вставал Антонио, надевающий на пальчик невесте миниатюрное обручальное кольцо. Джаноцца тоже хихикала, и многие молодые дамы устремились к ним, желая узнать о причине веселья.
Вдруг на улице послышались радостные крики. Из-за снегопада невозможно было ничего разглядеть на расстоянии нескольких локтей, но внезапный порыв ветра увлек снежные хлопья, и пространство на миг расчистилось. Толпа, прихлынув, едва не выбросила Пьетро в окно. Джаноцца оказалась прижата к юноше вплотную. Она пахла цветками апельсина. Факел, обозначавший конец маршрута, озарил лицо девушки. Взгляд ее метался из одного конца улицы в другой.
«Она прелестна», – подумал Пьетро.
Прежде чем он успел раскрыть рот, Джаноцца, указывая на заснеженную мостовую, воскликнула:
– Смотрите! Вот они!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
То, что сначала показалось Пьетро массой снега и теней, постепенно обретало контуры толпы. Вскоре стало видно, что бегуны толкаются, пихаются и ставят друг другу подножки. Несколько человек в хвосте уже жестоко хромали, да и у тех, кто не хромал, силы явно были на исходе. Однако бегуны упорно двигались к цели – палаццо Скалигера.
На лоджии Федериго делла Скала гости радостно махали факелами.