Короли Вероны
Шрифт:
– Ладно, победитель, оставайся тут, грейся. Я сам найду Капеселатро.
– К-к-к-капуллетто.
– Да, верно. Я забыл.
Прихватив костыль, Пьетро заковылял к выходу. По дороге он дернул за рукав лакея.
– Не знаешь ли, любезный, где пострадавшие бегуны?
– Кажется, в гостиной, синьор.
– Спасибо.
На первом этаже Пьетро пришлось наугад открыть несколько дверей, пока он не оказался в гостиной. Здесь остро пахло тростником, отсыревшим от снега, что нанесли бегуны. Горели свечи, факелы тянулись по всему периметру
Антонио растянулся на длинной скамье. Его успели завернуть в несколько тяжелых одеял; на левой ноге, выставленной вперед, красовался лубок.
– П-п-пьетро! – обрадовался Антонио. – К-к-как там Дж-дж-джаноцца? Б-б-беспокоится обо мне?
Пьетро стало стыдно – он понятия не имел, чем сейчас занята Джаноцца.
– Конечно, беспокоится. Мы с Марьотто тоже волновались. Что с ногой?
– Перелом! – вздохнул Антонио. – Доктор говорит, дело плохо. Фракасторо наложил лубок, чтобы я не шевелился, но им еще предстоит совмещать края кости. Я несколько месяцев не смогу ездить верхом! – Лицо юноши исказилось. – А я ведь почти победил!
– Я видел, как ты прыгнул. Что произошло?
– Я стукнулся обо что-то голенью и потерял равновесие. Я рухнул на Баилардино! – с глуповатой улыбкой добавил Антонио.
«Удачно рухнул», – подумал Пьетро и тут же укорил себя за такие мысли.
В глазах Антонио появилась мольба.
– Не хочу, чтобы Джаноцца видела меня таким. Может, вы с Мари развлечете ее сегодня, ну, вместо меня?
Пьетро проигнорировал легкое покалывание в большом пальце левой руки.
«Это не предчувствие, – сказал он себе. – Это от холода».
– Я уже обещал зайти к донне Катерине, но, может, донна делла Белла к нам присоединится.
– Проследи, чтобы Мари был с вами. Я хочу, чтобы они с Джаноццей подружились!
– Я прослежу, – произнес Пьетро. – Обещаю.
На улице группа изрядно подвыпивших горожан подпирала украшенную фресками стену. Вдруг один из собутыльников выпрямился, будто внезапно палку проглотил.
– Боже праведный!
– Ты чего?
– Стена двигается! Богом клянусь!
– Да он просто перебрал!
– Может, я и перебрал, но вовсе не соврал!
– Да ну! Посмотрите-ка на силача, что может двигать стены палаццо!
– Говорю вам – она правда немного сдвинулась…
– Если такой толстяк навалится, так она и рухнет, чего доброго!
– Кто это сказал? Кто из вас назвал меня толстяком, пьяницы несчастные?
– Может, мы и пьяницы, но вовсе не лжецы!
– Дохляки! Да я мужчина в самом расцвете сил! Разуйте глаза!
– Как же, как же! Ты у нас Геракл!
И толстяка подняли на смех. Гогоча и подначивая, выпивохи ушли, и никто
Мари появился на лоджии лишь через полчаса, но зато при полном параде. Пьетро ждал его у дверей.
– Как я выгляжу, Пьетро? – вопросил Монтекки Великолепный.
Пурпурного фарсетто и других атрибутов рыцаря как не бывало: Мари нарядился в новые дублет и кольцони – бело-голубые, в соответствии с цветами клана Монтекки. Из-под шнуровки выглядывала розовая камича, через плечо шла зеленая лента победителя. Марьотто благоухал апельсиновой цедрой и мятой, темные кудри были тщательно расчесаны, а лицо чисто выбрито. Пьетро, не успевший ни принять ванну, ни переодеться, почувствовал себя неряхой.
– Бесподобно. Лучше, чем Антонио, – он…
– Спасибо! – Марьотто уже скользил мимо, к остальным гостям. Пьетро хромал следом, оглядываясь по сторонам. Данте ушел домой, зато появился Поко. Он ковылял по пятам за братом, косолапо ставя ступни, исколотые и кровоточащие сквозь повязки, и не умолкал ни на минуту.
– Ты меня видел? Ты видел, как я лез по стене? Я это сделал! И я был в самой гуще бегунов! Я не приплелся последним, как некоторые!
– Большое спасибо, ты очень любезен. – Решимость Пьетро ни на шаг не отставать от Марьотто перевесила внезапное желание задушить Поко.
Глаза молодого Монтекки блестели все ярче, по мере того как все больше рук протягивалось к нему для пожатия. Он уже успел несколько раз отказаться от мальвазии и сыра, предлагаемых поклонниками. Он шел стремительно, почти бежал, явно кого-то разыскивая.
Наконец он нашел ее. Казалось, весь воздух сконцентрировался в легких Марьотто. Он перевел дух и направился прямо к ней.
– Сударыня, нас толком не представили друг другу. – Марьотто поцеловал руку Джаноццы. – Меня зовут Марьотто Монтекки, я единственный сын…
– Я знаю, кто вы, – перебила Джаноцца. – Ах, синьор Алагьери! Добрый вечер! – Джаноцца указала на девушку, что стояла поодаль. – Это Лючия.
– Очарован. – Пьетро поклонился, насколько позволяли гости и костыль. Лючия отвернулась и захихикала. Пьетро неловко обратился к Джаноцце: – Сударыня, ваш жених здоров. У него сломана нога, но в остальном он чувствует себя хорошо. Он просил Марьотто и меня развлечь вас.
Марьотто приподнял шляпу.
– Вы позволите присесть рядом, сударыня?
Джаноцца опустилась на сундук и хлопнула по лежащей на нем подушке.
– Разумеется. Для меня большая честь находиться в обществе победителя Палио. Пожалуйста, расскажите нам о забеге.
Лючия застенчиво смотрела на Марьотто, ни малейшего внимания не обращая на Пьетро. Мари, однако, двойное внимание не смущало. Он во всех подробностях рассказал Джаноцце о бегах, словно каждое его движение было делом государственной важности. Лишь одну подробность Мари упустил – участие в забеге жениха Джаноццы.