Корона скифа (сборник)
Шрифт:
— Ваш брат в каждом человеке видит преступника, и это можно понять, каждый день — одно и то же! — обратился к следователю молчавший до сей поры Курлов, дикость, грязь, мерзость.
— Вы тоже каждый день делаете грязную работу. Чтобы ликвидировать заразу, вы прижигаете ее спиртом, йодом или еще бог знает чем. Если бациллы не ликвидировать вовремя, человечество вымрет. Считайте, что мы — тоже санитары.
Хаймович, конвоир и арестованный удалились.
Попов нажал кнопку лифта, раскромсанная Бела Гелори уехала на лифте вниз и жалюзи закрылись. Казалось, что в этой зале никогда никакой покойницы не было.
Внизу молодой стажер Николай Бурденко зашивал все, что вспорол профессор. Закрашивая специальным составом шрамы и синяки, приводил Белу Гелори в такой вид, чтобы ее похоронить было не стыдно. Хвативший с полстакана перцовки Штрассер с силой обрушил десять пальцев на клавиши органа, выжимая из них фугу Иоганна Себастьяна Баха. Он играл, и была в этой музыке безмерная грусть о жизни прекрасной, неповторимой, и неумолимо проходящей, как сон. Величие и тщета. Божественная красота и диавольский смрад и ужас. Они рядом. И ничего нельзя вернуть, воскресить. И гневно, и торжественно вздыхали аккорды, и сипло хрипели меха, и какая-то звезда в этот миг покатилась за окошком с ночного неба.
Фамильная скорбь
Где-то гремела война, но ее грохот докатывался до Томска лишь стуком инвалидных костылей на томских мостовых да возрастанием базарных и магазинных цен. Манасевич-Мануйлов и Матильда Ивановна с первыми морозами отбыли в Петербург, хлопотать на самом верху пирамиды за тех, кто за хлопоты заплатил. А кто и как платил и за что, все это выдохнули паровозы вместе с клубами морозного пара. Вообще, в сильные морозы в Томске стоит туман. Как бы в тумане растаяла и эта удивительная пара. Но некоторые следы пребывания все же оставила.
В Валгусовской библиотеке состоялось собрание местного отделения Союза русского народа. Раздавали новым членам привезенные Манасевичем-Мануйловым специальные значки. Среди членов ячейки было много грузчиков, извозчиков, мелких лавочников. Были хмурые мужики, только что вышедшие из тюрьмы. Были некоторые местные бакланы. Среди них и Аркашка Папафилов, с гордостью нацепивший новый значок. Шли такие разговоры:
— Краснофлажники после 1905 года приутихли, а ноне опять подымают головы. Все студенты, все евреишки проклятые! Сколько их лавок разбили в девятьсот пятом, девятьсот шестом, а они, смотри, новые магазинищи понастроили больше прежних. Не иначе немцам нас продают. Ох, креста на них нет! Христопродавцы! Манасевич-то господин — друг самого Григория Ефимовича, к царю-батюшке ходил, тот ему так и сказал:
— Чуть чего — громите!
Саввушка Шкаров в девятьсот пятом году немало побил очкариков, выскакивавших из горящего здания театра Королева и железнодорожного правления. Савва этот пограбил еврейские аптеки так, что теперь купил скобяную лавку. Он развивал каждый день свою и без того чудовищную силу тасканием ящиков с железом. Подняв большим пальцем двухпудовку, он сказал:
— Чуете? Силенка есть! Защитим государя от изменщиков и шпионов. Не только пархатых, но и полячишек будем бить. Они наворовали там, в Польше, золотишка из разбитых банков. А все деньги нашим русским потом заработаны!
Долго, кто как мог и как умел, ругали всяких врагов, внешних и внутренних, пели: «Боже царя храни», собирали деньги в пользу инвалидов войны, а также для помощи вдовам и сиротам.
В то же самое время на Войлочной заимке за речкой Ушайкой в доме Бабинцева проходил всероссийский съезд мазуриков. Понятно, что блатяки и знать ничего не знали о Союзе русского народа. Они пытались создать свой союз. И съехались сюда паханы, люди в законе. Съехались и воры разных специальностей, чтобы показать свое искусство.
Как всегда, почетом пользовались опытные карманники. А они подразделялись на множество категорий. Кто-то работал только вдвоем — ширмачи, а кто-то — только в одиночку — щипачи. Один потрошил карманы, прикрывая лицо жертвы пышным букетом, другой отвлекал внимание клиента другим приемом. Разных методов можно было насчитать несколько сотен.
Татарин Ромка, например, срезал у барынь ридикюли, одновременно подвешивая к ремешкам ридикюля «куклу», то есть матерчатый узелок с песком, по весу примерно соответствующий срезанной сумке. Барыня потом еще некоторое время ходила с этим «подарком». Прохожие начинали смеяться, тогда она и обнаруживала, что ограблена. Случалось, что Ромка ради шутки накладывал в свой подкидной узелок дерьма. И приглашал урок наблюдать, как он прицепит такой узелок вместо сумки самой модной барыне в магазине Второвского пассажа.
Томские воры могли многим похвастать перед приезжими.
Здесь в доме Бабинцева собирались на сходки воры самых разных специальностей. Такие, как Аркашка, работавшие на бану [15] . Были поездные воры. Они считали высшим шиком ограбить едущего в поезде офицера. Для этого стягивали со спящего сапоги. Но не совсем, а лишь наполовину. Затем надо было взять чемодан данного офицера, разбудить его и сказать: «До свидания». Он вскакивал и тут же падал. Пока полусонный офицер разбирался со своими сапогами, вор выбегал в тамбур, отпирал тамбурную дверь специальными ключами и спрыгивал с поезда на ходу с чемоданом в руке.
15
На бану — на вокзале (воровск. жарг.).
Специальная воровская комиссия выезжала вечерним поездом из Томска и ехала до станции Тайга, до которой поезд шел четыре часа. И где-то в пути экзаменуемый вор проделывал вышеописанный трюк. Работу томского поездного вора комиссия признала отличной.
В горнице Бабинцева было поставлено чучело, одетое в пиджак и брюки, с карманами, полными денег, и увешанное колокольчиками. И нужно было обокрасть это чучело, так, чтобы не звякнул ни один колокольчик. Придумали это, конечно, не сами. Слямзили из известной картины «Школа воров».
Вместе с другими мазуриками выступил и Аркашка Папафилов со своей подручной девчушкой Кристинкой. Он и сюда успел! Союзнародовский значок Аркашка пока спрятал в карман. Настоящим ворам запрещается носить какую-либо форму и вступать в какие-либо организации. А уж если человек в армии служил или в пожарниках, такого воры со своей сходки сразу бы на пинках вынесли.
Бандита Цусиму на свой собор воры не пригласили. Настоящие воры бандитов как-то недолюбливают. Вообще, воры с Войлочной заимки жили с бандитами в соседстве, общались, устраивали совместные вечеринки и картежные игры. Но на всероссийский воровской сходняк приглашать бандитов было неуместно.