Корона скифа (сборник)
Шрифт:
— Ой-ой-ой! — ныл Салов, — четверть об них разбил, шинель сняли, все мои кресты с гимнастерки сорвали, даже костыль и тот унесли, теперь мне как милостыньку просить, если меня всех георгиевских крестов махом лишили? Да и вообще без шинели — холодно, простыть можно.
Салов выломал подходящую палку из старого тына и захромал, опираясь на нее.
— Как же Савелия теперь к матушке отвезти? Без денег, безо всего? — спросил Коля.
— Как-как? — отозвался Аркашка, — сам думаю.
Они вышли на свет божий из подземелья. Редкие снежинки падали с белесых небес, и леденящий ветер завывал в проулках. Возле сквера они увидели толпу, с забора взывали огромные плакаты:
СЕГОДНЯ В 11 УТРА ПРЕДСЕДАТЕЛЬ ЗЕМНОГО ШАРА ИЗВЕСТНЫЙ ПОЭТ ВСЕГО МИРА И ГОРОДА ОМСКА И ВСЕЙ ОМСКОЙ ГУБЕРНИИ
АНТОН СОРОКИН
БУДЕТ РАЗДАВАТЬ НА ЭТОМ МЕСТЕ ПОДАРКИ ВСЕМ ЖЕЛАЮЩИМ!!!
Сколько сейчас времени? — спросил Коля Аркадия.
— Об этом надо спрашивать тех неизвестных, которые сняли с меня часы! — сердито отвечал Аркашка и крикнул в толпу:
— Граждане! Сколько теперь времени!
— Без двух минут одиннадцать! Сейчас, наверное, начнется.
Толпа зашевелилась, сгрудилась. Появился сутулый человек в очках и шляпе, окруженный расхристанными молодыми людьми. Один молодой человек был завернут в скатерть с кисточками, а на голове имел ночной горшок, повернутый ручкой вперед. Увенчанный горшком вздел руки вверх и завопил:
— Сейчас осчастливит вас Сорокин Антон Семенович. Всемирно известный ясновидец, вещун, автор книг «Настоящее», «Смертельно раненые», «Золото», «Жертвам войны». Кто не мечтает иметь книгу Антона Сорокина, друга Сиамского короля, короля поэтов и верховного магараджи прозаиков? Подарки, подарки, подарки! Антон Сорокин! Антон Сорокин!
Десятки рук потянулись за подарками. Ими оказались старые журналы с рассказом писателя и его огромные фотопортреты.
— Я думал он колбасу раздавать будет! — разочарованно сказал Федька Салов.
— Он, видно, колбасы и сам сто лет уже не пробовал! — отвечал Аркашка ты посмотри на него — кожа и кости. Но один его портрет я возьму на всякий случай…
Они пошли, хлопая себя по груди и по ногам, стараясь таким образом хоть чуть согреться. Отогревались в продуктовых лавках, но открытых магазинов встречалось мало, на дверях большинства торговых заведений висели тяжелые замки. Долго они блуждали по городу, пока нашли воинский морг. Медицинский начальник при морге был пьян, дремал, слушая сбивчивые объяснения Аркашки, который нес всякую чушь, о том, что для купеческого сына откуплен целый холодильный вагон, им бы только довезти покойного до станции.
— Повозок нет! — сказал, как отрезал, начальник, икнул и крикнул санитара:
— Нефедыч, выдай им тело, ну, который молодой юнкер, Савелий, что ли. Телеграммы все, телеграммы от матери из Томска. Дай мужикам старую клеенку, до вокзала донесут… Н-ну, чтоб не видно, рогожкой оберни. Скоро тут уже во дворе штабелями будем складывать. Не до церемоний. Пусть волокут. Место освободится.
Санитар был тоже нетрезв, жестом пригласил за собой. Спускались по крутой лестнице вниз, в стужу, которая была посильнее уличной, вошли в таинственный полумрак, в запахи формалина, карболки и спирта. Санитар шел вдоль стеллажа, светя себе карбидной лампой. Откинул клеенку, заробевшие Федька, Николай и Аркашка увидели молодого паренька в солдатских погонах, чуть заметное пятнышко было на виске, и все. А так, словно бы просто заснул юноша. Но все же казалось что-то нездешнее уже исходило от тела. Друзья задрожали уже не только от холода. Первым опомнился Аркашка.
— Вы что нам выдаете? — закричал он сердито, — какие клеенки, рогожки? Юнкер к вам обмундированный попал, где теплое обмундирование? Шинель где?
— Так ведь когда попал никакой шинели на нем не было, может в бою разжарило его, он шинель где-то и скинул, — оправдывался санитар.
— Как бы не так! — завопил Аркашка, — шинель военные не бросают, когда тепло, они скатку через плечо носят. Служили, знаем! Обмана не допустим, до Колчака дойдем!
Коле было жаль Савелия, жаль и мать-барыню. И он не представлял, как же теперь, смогут эти двое его друзей доставить Савелия в Томск, ведь не ближний свет, и нет денег, чтобы гроб заказать, и нет денег за вагон-холодильник заплатить.
Похмельный начальник морга, устав от Аркашкиного крика приказал санитару выдать в придачу к трупу еще и шинель.
С великим трудом надели на мертвого Савелия шинель, перепоясали его ремнем. Взяли под руки, потащили, как пьяного.
Они шли незнакомой красивой улицей, когда их остановил подполковник.
— Ни с места! — гаркнул он, — стоять, не двигаться. Куда это вы упившегося тянете? Его надо к коменданту, чтобы посадил его в холодную.
Аркашке стало смешно: ведь они только, что вытащили Савелия из такого холода, что лучше не бывает.
— Веселишься? — возмутился полковник. — А что это у тебя из-за пазухи выглядывает? — выдернул он из разреза пиджака Аркадия недавно полученный в подарок портрет.
— Так-с! — сказал подполковник, — друзья государственного преступника, который печатает в газетах подлые пасквили под названием «Скандалы Колчаку»? Члены шайки Антона Сорокина! Надо немедля вас отвести в контрразведку. Сейчас сдам вас первому же патрулю.
Новая папаха офицера сияла, усы топорщились, сапоги скрипели.
В голове Николая Зимнего вертелись странные мысли — почему — папаха, а не мамаха? Папаха, от слова папаша, наверное, в смысле — командир — отец.
— Нас не надо сдавать патрулю! — воскликнул Коля. Мы приехали из Томска по просьбе несчастной матери убитого в бою юнкера. Мои друзья должны доставить ей тело павшего в бою сына. Нас обокрали.
Коля вкратце обрисовал офицеру положение, в которое попала троица. И пояснил наличие у них портретов друга Сиамского короля:
— Портреты Сорокин сегодня раздавал возле сквера всем желающим. Мы не знали, что человек этот вне закона. Там была афиша, что он — король поэтов. А мы ведь не здешние.
Подполковник внимательно осмотрел всех троих. Потом отрывисто и решительно как бы скомандовал:
— Эти двое доставят тело убиенного матери. А ты должен мстить за безвременно ушедшего юного товарища. На лыжах ходишь? Грамотен? Включаю тебя в создаваемую мной летучую разведгруппу. Твой отец — кто?
— Был офицером, — смущенно сказал Коля, — и подумал: вот, теперь подполковник начнет допытываться про звание отца, и куда он делся. А сказать-то Коле нечего.
Но тот сказал, как отрубил: