Корона скифа (сборник)
Шрифт:
— Значит — погиб! Тебе продолжать его дело! Россия в опасности. После первого же боя, если ты не трус, представляю в подпоручики. Продолжишь дело отца. Глаза подполковника сияли от бессонницы и выпитого в большом количестве коньяка.
— Как же мы-то вдвоем останемся? — затянул Федька Салов, тяжело ведь таскать тело будет!
— На поезд бего-ом марш! Скомандовал подполковник, расстегивая кобуру парабеллума. — За невыполнение приказания расстрел на месте!
«Папаха-мамаха!» — крутилось у Коли в голове.
— Господин полковник, — сказал Коля, — я то хотел ехать в Екатеринбург, поступать в юнкерское училище.
— Училище-училище! Раздраженно воскликнул офицер, — его эвакуировали оттуда к чертовой матери! Ты нужен мне! В бою быстрее научишься. Без всяких телячьих нежностей. И быстрее в чины пойдешь…
Аркашка и Федька удалялись со страшной ношей к вокзалу мелкой рысью.
— Пропали, пропали! — хрипел на ходу хромоногий Федька, — сгинем в чужом краю, либо в Армию к Колчаку загребут, как Колю. Я хоть без ноги, все равно забрить могут, ездовым при лошади. И в Томск показываться нельзя. Ведь эта барыня непростая. Приедем без ее сына, сгноит в тюрьме.
— Не ной, — сказал Аркашка, — довезем за милую душу, айда в вокзал!
Увидев свободное место на лавке, Салов сказал:
— Присядем тута!
— Молчи! — оборвал его Аркашка, — он оглядывал залу очень пристально, как художник выбирает деревцо или кустик, которые он хочет перенести на свой холст.
— Есть! — сказал он вполголоса. И показал глазами на приличного господина с небольшим баулом, сидевшего возле двери, которая вела на перрон.
— Разрешите присоседиться! — сказал он господину с радушной улыбкой, — Вы, наверное, на юг едете?
— Вовсе нет! — Я еду на север, мне в Тюмень надо, — ответствовал господин, освобождая место на лавке, Федька и Аркашка поспешили перетащить Савелия, подняв воротник шинели так, что он скрывал лицо, а шапку надвинули на нос.
— Очень интересно, но ведь и мы едем в Тюмень! — обрадовался Аркашка. Я — Аркадий Петрович, а это — Федор Иванович, пьяного зовут Савелием, человеком станет, когда в поезде отоспится. А вас как звать-величать?
— Я, Николай Васильевич! Что товарищ подгулял?
— Да отпуск ему дали, вот на радостях и нахлебался. Вот еще какое дело, — Николай Васильевич, мы так спешили с другом на поезд, что даже верхнюю свою одежку в гостинице забыли, успели только позавтракать, но не посетили, прошу прощения, клозет. Вы не присмотрите за нашим спящим другом? Тут ведь спящего в момент обокрасть могут. Мы мигом обернемся, мы бегом…
— Что ж, пожалуйста, можете на меня совершенно положиться. Впрочем, вы могли бы сходить по очереди…
— Какое там! — вскричал Аркашка, поднимая Федьку с лавки за ворот, — мы оба уже в такой стадии, что ждать больше нельзя.
И потащил за собой ничего не соображавшего Салова. Зашли в клозетную и Салов укорил Аркашку:
— Меня-то зачем было тянуть? Я ведь и не хочу вовсе.
— А думаешь, я хочу? — Аркашка рассмеялся. — Ты, главное, молчи. Смолчал и — молодец.
Постояли немного в отхожем и вернулись туда, где сидел Николай Васильевич.
— Уф! Словно гора с плеч свалилась! — сказал Аркашка.
Николай Васильевич взглянул на часы и сказал:
— Время до поезда еще есть, да и опаздывают нынче все поезда. Отлучусь и я на минутку в те же Палестины, а вы сделайте одолжение, поберегите мой баул.
— Ну о чем речь! — сказал Аркашка, поудобнее устраиваясь на лавке. — Вы все же долго-то там не задерживайтесь, чтобы на поезд не опоздать.
Только беспечный господин скрылся за дверью вокзального клозета, Аркашка схватил баул и страшным шепотом приказал Федьке:
— Поворачивайся, скотина, хватай Савелия. Поволокли, раз!
Они выскочили на перрон. Аркашка побежал, покрикивая на ходу на Федьку:
Вперед! Вон третий вагон, офицерский, туда….
— А пустят?
— Чай, не с пустыми руками.
— Это уж точно, точненько, полные руки всего. Врагу своему такого не пожелаю! — заныл Федька… Нога болит, да еще страхи такие!..
— Молчи, гад! — урезонил его Аркашка. Ну-ка, пролазим на следующий путь под этим товарняком! Быстро!
— Ну, чего смотришь? Хватай Савелия под руки, ну, пошли, поволокли. Эк, напился, так напился. маленький, а тяжелый какой.
Федька взял тело Савелия под руку, почувствовал его одеревенелость, потусторонность. То ли рука, то ли полено. И холод от нее. Заныло под ложечкой… Господи! Да лучше было бы всю жизнь на психе сидеть, чем такие неудобства переживать. На психе кормили, поили и курева можно было достать, и даже выпить иногда. И черт его заставил с той психи сбежать, а потом еще и милостыню просить. Думал — легкий заработок, да и попал через это к ворам в лапы.
— Ты тащи давай, что, сил совсем лишился? — окликнул его Аркашка.
Через пару десяток минут они уже подняли тело на площадку воинского вагона. Проводник, спросил билеты.
— Мил-человек, — сказал Аркашка, — какие билеты? Нам парня в отпуск проводить надо. Запил голубчик, сам домой на побывку к маме не доедет без нас…
Аркашка расстегнул баул, пошарил в нем и сунул в руки проводнику, шелковое мужское белье.
— Только до станции Тайга. Сам понимаешь, воина сопровождаем на побывку.
— Что-то мало, — хмуро сказал кондуктор, опять же пьяного — в вагон… Бузу поднимет, отвечай потом за него.
— Так ведь шелк даем. Сам понимаешь, нынче вши кругом, а на шелк они не садятся. Французский шик! Да мы потом добавим… А насчет пьяного — не волнуйся. Проспится — человек будет. Он, вообще-то, смирный, ну глотнул лишку, с кем не бывает?
— Ладно. Вон и поезд идет, сейчас нас прицепят. Займите места в другом конце вагона, возле туалета, там офицеры ездить брезгуют. И чтобы никакой пьянки, и громкого разговора. Господ возим!