Корректировка1.1
Шрифт:
Длинное здание вокзала, было построено еще до "эпохи исторического материализма" и имело антикварный вид. Его облезлый фасад в виде триумфальной арки с пилястрами украшали старинные часы и горделивая надпись "Обнорск - Главный", хотя никаких других вокзалов в Обнорске не имелось ни тогда, ни сейчас.
Посреди площади был разбит маленький сквер в центре которого стоял памятник женской голове. Вернее, конечно, не только голове, а всей революционерке Любе Громовой, но возможно скульптор не знал, как выглядела Люба, поэтому просто изваял трехметровую прямоугольную стелу, на вершину которой водрузил эту самую голову с развевающимися
На площади, которую я помнил всегда запруженной разнообразной публикой, толпами такси, маршруток и прочим общественным транспортом, ныне народу было раз-два и обчелся.
С левой стороны площади тянулась цепь лотков под тентами из грубой полосатой ткани. Тут продавали мороженое и пирожки, тот же квас, овощи и даже мороженную рыбу.
Женькино варенье давно и бесследно растворилось в недрах моего организма, поэтому я подошел к палатке с пирожками, которая как выяснилось, торговала от кулинарии N6 райпотребсоюза и приобрел беляш, отдав за жирное великолепие с кусочком мяса внутри, пятнадцать копеек.
Глава четвертая
Все-таки замечательная вещь визуальная память. Генкин дом я опознал почти сразу же, и пошел к нему через площадь, на ходу уминая беляш и стараясь при этом не обляпаться текущим из него горячим соком.
Дом у Генки сталинский, постройки сороковых годов. С огромными дверями и широкими лестничными маршами. Эту двушку им дали в шестидесятом, когда Генка учился во втором классе.
Я часто у них бывал и помнится отчаянно завидовал. Мы жили в хрущевке на подселении, а здесь две просторных комнаты, огромная прихожая, высокие потолки, раздельные ванная с туалетом, на полу паркет. А на кухне бабушка, которая не отходила от плиты, постоянно жарила и пекла всякие вкусняшки, одну из которых, яблочный пирог с кремом из сметаны, я запомнил на всю жизнь.
Бабушка и открыла мне дверь.
Как всегда, сразу настежь без всяких цепочек и вопросов: кто там?
Я совсем забыл ее лицо, но как увидел, сразу вспомнил. Сердце радостно заколотилось, ведь идя сюда, я очень сильно сомневался, проживают ли они тут до сей поры.
– К Генке что ли?
– сварливо поинтересовалась она вместо приветствия.
– Так нет его.
Тут только я сообразил, что напрочь забыл ее имя отчество. Да и не звали мы ее никогда по отчеству, бабушка, да бабушка.
– А вы меня не помните?
– я был несколько смущен таким неласковым приемом, но отступать не собирался.
– Делать мне нечего, всех его дружков запоминать! Ходют и ходют... Сказано, нет его! Понял? Ну и иди с богом, мил человек.
Она уже приготовилась захлопнуть дверь перед моим носом, как вдруг в мозгу наступило просветление.
– Подождите, Вера э-э... Михайловна!
– точно!
Дверь замедлила движение.
– Я Феликс!
– Какой еще Феликс?
– голос старушки стал менее сварливым, а на морщинистом личике отразилась работа мысли, - А, Феликс...
– Ну, да... Феликс Неверов, - сомневаюсь, что она вообще знала мою фамилию, но имя-то редкое,
– Я же у вас со второго класса тут терся. Мы с Генкой за одной партой сидели...
– Точно!
– хлопнула она себя по лбу.
– А я думаю, чой-то лицо знакомое... А куды ж ты делся?
– Так мы, Вера Михайловна, переехали в другой город.
– Это в какой же?
– В Новосибирск.
– Ишь ты, - удивилась она, - это ж на севере где-то? Как же вас тудой занесло? Раньше тудой людей ссылали, а вы сами поперлись... Ой, а что это я дура старая тебя в дверях держу? Заходи Феликсушка, заходи дорогой.
От расстегаев с рыбой я вежливо отказался, райпотребсоюзовский беляш надежно заполнил желудок и организм теперь требовал лишь одного - какой-нибудь влаги. Предпочтительно, конечно, пива, но за неимением оного, бабка нацедила мне полный стакан коричневой жидкости из банки с чайным грибом.
– А где же Геннадий-то?
– поинтересовался я, потягивая кисло-сладкий, слегка пощипывающий язык напиток.
– Да к отцу ж пошел, в больницу. У Толика ж язва разыгралась, вот и положили его, а он ему еду носит. В больнице-то какая еда? А я бульончика куриного наварила, он и понес. Скоро вернуться должен.
Усевшись за стол напротив меня, старушка принялась рассказывать. Я почтительно внимал. Оказывается, Генкина мама Наталья Федоровна, в шестьдесят восьмом заболела "женской хворостью" (онкология, как я понял) и через год голубушка преставилась. Генка тогда в институте учился "в котором на учителей учат" (Пед, надо полагать).
– С горя учебу забросил, вино пить начал - жаловалась бабушка, - его из института выперли и сразу в армию забрили "на моря", на севере где-то, на военном пароходе служил, цельных три года! Весной только вернулся и как в загул ушел, так до сих пор не оклемался. Пьет да по девкам шляется. Дружков каких-то патлатых завел. Одни музыки у них на уме. Ходют и ходют. Я Толе-то говорю: ты б повлиял на него по отцовски-то! А он: пусть погуляет, мол, успеет еще, наработаться. И сам еще в больницу слег... От беда бедовая... горе горькое! Ой, а что я все сижу и сижу, надо же картошечку сварить.
И она стала чистить картошку. Я смотрел, как из-под старенького сточенного ножичка ползет бесконечный серпантин кожуры, и мне было грустно. Ведь ее давным-давно на свете нет, и сына ее, Генкиного отца - нет, да что там отца, сам Генка уже дуба врезал. Год назад, случайно встретив одноклассницу, узнал от нее, что Скворцов в конце восьмидесятых стал сильно пить. Пропил отцовскую квартиру, бомжевал и зимой девяносто второго был найден в канализационном коллекторе истыканным ножами - говорят, малолетки пошалили. Так зачем я приперся сюда? Общаться с ожившими мертвецами?
От мыслей этих стало не по себе, и я уже было начал придумывать благовидный предлог, чтоб отвалить по-тихому, как тут пришел Генка.
Ну, как пришел - про Генку никогда нельзя сказать, что он просто пришел. Его появление всегда начинается с высокой ноты. Сперва на площадке грохнула дверь лифта, затем я услышал, как он ругается с соседкой, вредной теткой живущей этажом ниже. Генка не конфликтен, но как пионер всегда готов к любому спору. Ведь в столкновении интересов есть драматургия, а он всегда хотел стать артистом и даже в школе посещал театральный кружок. Затем он ворвался в квартиру и начал шумно возиться в коридоре.