Корректор. Книга третья: Равные звездам
Шрифт:
– Спасибо, меня устраивает объяснение, – кивнула женщина.
– А меня не слишком, – фыркнул кто-то рядом. – Тратить такие деньги на откровенную мазню…
Госпожа Мэдэра резко обернулась. В тихий дневной час галерея пустовала, и лишь в нескольких шагах от них с Кацаммой стояла молодая парочка откровенно выраженной северной наружности. На взгляд долговязому русоволосому молодому человеку можно было дать лет двадцать пять, в то время как конопатой рыжей девушке рядом с ним едва ли стукнуло двадцать. Девица, увидев устремленные на нее взгляды, вежливо поклонилась, тряхнув конским хвостом на затылке, в то время как несносный мальчишка не удосужился даже кивнуть.
– Дилетанты часто делают подобные заявления, – сухо заявила госпожа Кацамма. От возмущения бесцеремонностью парня уши орки полуприжались к голове, но она тут же овладела собой и расслабилась. – Но для того, чтобы понимать всю глубину живописи, мало просто посмотреть на картину. Нужно учиться смотреть вглубь ее, видеть внутренние потоки энер…
– Чушь! – безапелляционно перебил директора наглый парень. – Вон та картина, например, висит вверх ногами. И что вы в ней поняли, спрашивается? Какие там потоки?
Все дружно посмотрели на полотно, в которое нахал возмутительно невежливо ткнул пальцем. Картина, выполненная масляной кистью на виртуальном холсте, принадлежала известному экспрессионисту и являлась гордостью галереи, и главный директор невольно заурчала от ярости, неприлично оскалив зубы и позволив острым когтям выглянуть из подушечек пальцев. Мэдэра давно знала Кацамму, особу весьма уравновешенную даже по человеческим меркам (а по орочьим она, вероятно, являлась просто ледяной статуей), и то, как неведомый парень буквально полдесятком фраз довел ее до белого каления, явно заслуживало внимания. Женщина сделала себе зарубку на память – всегда полезно знать, где у кого слабое место.
– Картина висит правильно! – прошипела главный директор.
– Докажи, – хладнокровно потребовал нахал.
Невероятным усилием воли Мэдэра удержала смешок. В логике ему не откажешь, но и поощрять такое неприличие не стоит. В конце концов, они обе по крайней мере в два раза его старше!
– С какой стати я должна тебе что-то доказывать, молодой господин? – наконец взяв себя в руки, сухо спросила директор, нажимая на слово "молодой".
– Наверное, ни с какой, – пожал плечами мальчишка. – Да только я вашего господина Гадзина лично знаю. Этот надутый кудзяка у себя самого обеими руками верх от низа не отличит, а на картине, даже своей, и подавно. Клепает модную мазню, на которую потом богатенькие ценители, – он бросил ехидный взгляд на Мэдэру, – бешеные деньги выбрасывают.
Госпожа Кацамма, однако, уже полностью взяла себя в руки и на новую провокацию отреагировала лишь презрительным фырканьем.
– Интересно, и откуда же ты, молодой господин, знаешь господина Гадзина? – холодно осведомилась она.
– Встречал несколько раз в Оканаке на глупых тусовках, – пожал тот плечами. – Кудзяка и есть кудзяка. Говорит в точности как рисует: вроде все слова по-отдельности умные, а вместе такая чушь выходит!
– И тем не менее, – с оттенком снисходительности в голосе промолвила Мэдэра, – уверяю тебя, молодой господин, что очень и очень многие находят в его работах и глубину содержания, и богатство палитры, и высокую духовность…
– Палитра у него действительно богатая, – на лице нахала мелькнула озорная улыбка. – Он сам заявлял, что менее чем с шестнадцатью миллионами цветов не работает. Хотя, если по мне, ему и трех много. Не миллионов, просто трех. Госпожа, я могу признать за художником право на свободу самовыражения, но не раньше, чем он докажет свой талант и свое умение в реалистической манере. Ты когда-нибудь видела хоть одну картину господина Гадзина – или других подобных мазилок, если на то пошло – выполненную в классическом стиле? Что-то, в чем можно опознать реально существующий объект? Птицу, рыбу, человека, хотя бы простенькую вазу? Я видел в одной галерее то, что называлось его "ранними работами". Экскурсовод аж по полу растекалась от умиления – ах, какая экспрессия, какие энергичные линии, какая необычная перспектива! Нет там никакой экспрессии и перспективы, просто руки косые. Он не умеет рисовать. Ни природного дара, ни глазомера, ни должной выучки – только усиленная реклама за папашины деньги. Все, на что его "таланта" хватает – хватать из палитры первые попавшиеся кисти и махать ими по холсту как придется.
– Да ты сам-то хотя бы дерево нарисовать сумеешь, молодой господин?! – самоконтроль орки, похоже, снова дал трещину.
– Ага, как всегда! – усмехнулся парень. – Когда кончаются рациональные аргументы, переходят на личности. Госпожа Кацамма, а если ты в котлете в ресторане муху найдешь, тоже пойдешь повара ругать только после получения кулинарного патента? Но раз уж речь зашла о "нарисовать"… Можно попросить тебя подойти вон к тому окну? Здесь свет нехороший.
– Ты, никак, меня нарисовать задумал, молодой господин? – фыркнула орка, однако подчинилась. – Ну, давай посмотрим на твои собственные таланты. И ты уж попытайся доказать мне, что не просто завидуешь господину Гадзину.
– Завидую? – удивился парень, извлекая из поясной сумочки небольшой кубик мольберта. – Было бы кому! Встань, пожалуйста, вот так… Не обидишься, если я карандаш использую? В таком освещении в цвете не очень-то поработаешь.
Он сделал пасс в воздухе, и над кубиком слабо засветились очерчивающие линии холста. Молодой человек извлек из сумочки короткое стило, поманипулировал им в управляющей области холста и на несколько секунд замер, глядя на главного директора галереи.
Мэдэра глянула на мольберт повнимательнее – и почувствовала, в ней пробуждается странный новый интерес. Мальчик ей, скорее, нравился несмотря на все его нахальство. Но до сего момента она не воспринимала его всерьез – завел свою девушку в галерею от нечего делать и выпендривается, стараясь свою крутизну показать. Но она очень давно занималась меценатством, и хотя сама рисовать не умела, в художественных студиях оказывалась часто. Матово-черный кубик мольберта, небрежно стоявший сейчас на подоконнике, она не опознала, что само по себе казалось удивительным. Он не только выглядел совершенно незнакомым, но и не носил на себе никаких эмблем производителей. И он казался МАЛЕНЬКИМ – раза в три меньше по ребру, чем самая миниатюрная известная ей модель – особенно с учетом невероятно широких рамок проецируемого холста. Развернувшаяся непосредственно над верхней плоскостью мольберта призрачная панель инструментов тоже выглядела незнакомой. Ну да, обычно производители давали пользователям возможность изменять ее под себя. Но она еще в жизни не видела художника, у которого бы хватило желания – или ума, если на то пошло – чтобы возиться с настройками.
Пока она разглядывала мольберт, парень закончил изучать свою модель и повернулся к холсту. Держать объект перед глазами ему явно не требовалось – то ли зрительная память превосходная, то ли предпочитал творить в отрыве от реальности. Он пару раз махнул стилом по холсту, критически изучил проявившиеся линии, чуть убавил плотность штриха, попробовал еще раз и удовлетворенно кивнул.
– Ну, примерно вот так… – пробормотал он себе под нос.
В следующие мгновения стило бешено запорхало в воздухе. Сначала в проявляющихся на холсте линиях не замечалось никакой системы, и Мэдэра уже приготовилась насмешливо фыркнуть – но внезапно осеклась. Из сгущающейся сетки штрихов внезапно проглянуло лицо главного директора галереи. Орочья мордочка казалась важно надутой, во взгляде сквозила императорская надменность, но это, без сомнения, была госпожа Кацамма. Еще несколько секунд взмахов, становившихся все реже и реже, и в конце концов парень оглянулся на орку.
– Вот так, госпожа, – с озорной улыбкой произнес он. – Ну что, умею я готовить котлеты?
Вместо ответа орка приблизилась к картине почти вплотную и на несколько секунд застыла, тщательно изучая ее.
– Я знаю такую манеру работы карандашом, – наконец решительно сказала она, поворачиваясь к художнику. – Ведь ты работаешь под псевдонимом Май Куданно, если я правильно понимаю, господин Палек Мураций?
Улыбка пропала с лица молодого человека, словно смытая ударом волны. Он изумленно уставился на орку.