Корсар
Шрифт:
Сейчас это не отговорка, а весомый аргумент. Народ верит бабкам и дедкам, имеющим дар ясновидения. Меня тоже подозревают в подобном, но я сваливаю свои предсказания на таинственную бабку, к которой якобы время от времени езжу на консультации и плачу ей огромные деньги.
Видимо, тема о наследнике скользкая, поэтому фаворит царя с присущей ему легкостью перепрыгивает на другую:
— Значит, жить нам с тобой в Петрополе? И где там лучше обустроиться?
— На Васильевском острове, с видом на Неву, — советую я. Насколько помню, именно там будут самые дорогие квартиры в Питере. — Только фундамент повыше закладывай. Там наводнения бывают высокие при сильных западных ветрах.
— Да, говорили рыбаки, что там живут, что острова частенько затапливает, — подтверждает он. —
— Где-нибудь по соседству и мне местечко выдели, — прошу я.
— Да там места, сколько хочешь, выбирай любое! — щедро разрешает фаворит царя и приглашает: — Вечером приходи сюда, ассамблею устроим.
Ассамблея — это попойка с бабами, а не просто так. В походных условиях выглядит следующим образом: солдаты наловят в городе девок посисястее, пригонят в указанное место, там хозяин напоит-накормит гостей, а потом те из приглашенных офицеров, кто не слишком упьется, будут насиловать ассамблисток.
56
В конце августа мы переправились через реку Нарову у ее истока из Чудского озера возле деревни Сыренец. В поход пошли при двадцати четырех пушках девять драгунских полков, один пехотный на подводах и легкая конницы — казаки, татары, башкиры, калмыки. Два пехотных полка и один драгунский были оставлены для защиты Ямбурга. Александр Меньшиков хорошо усвоил поговорку про запас. Применяли тактику выжженной земли. Все ценное, включая молодых и здоровых людей, забирали, остальное разрушали и жгли. Мужчин на этот раз было меньше. Они бегают резвее. Драпала и шведская армия. По словам пленных, корпус тысяч из четырех солдат под командованием генерал-майора Шлиппенбаха стоял возле городка Зоммергузен, но, узнав о нашем приближении, начал уходить в сторону Ревеля, разрушая за собой мосты. Наша легкая конница на свежих лошадях преследовала его до Лаксы, но так и не смогла догнать. В этих краях шведы уже не сомневались в превосходстве русской армии, и наши солдаты поверили в себя.
Пятого сентября мы вошли в Раковор или, как его назвали немцы, Везенберг. Это сравнительно большой город с каменной крепостной стеной и королевским замком с большим и крепким донжоном. Улицы, вымощенные булыжником, и кирпичные двух- трехэтажные дома были пусты. Над ними висело облако черного дыма, воняющего горелой кожей. Жители ушли вслед за шведской армией, подпалив магазины шведской армии, в которых, по имеющимся у нас сведениям, хранилось до десяти тысяч пудов муки, масла, соленой селедки, табака и пять тысяч новых драгунских седел. В винном погребе королевского замка были продырявлены все бочки. Вино, перемешавшись, образовало слой в метр глубиной.
— Такой проклятый, злобный народ! — выругался в сердцах генерал-фельдмаршал Шереметев, увидев это безобразие.
По его мнению, нельзя обращаться с вином так же плохо, как с людьми.
— В аптеке много водки нашли, — утешил его полковник князь Мещерский.
Князей Мещерских, командующих драгунскими полками, двое, Петр и Никита. Они погодки, но похожи, как близнецы, поэтому многие, включая меня и главнокомандующего, путают их.
— Будем пить водку, — тяжело вздохнув, решает Шереметев, — а вино пусть пьет, кто захочет.
Захотели все солдаты и даже некоторые младшие офицеры, которым не досталось водки. Гужбанили четыре дня, разрушая на похмелье все, что можно было, и разоряя окрестности. Некоторые отряды доходили до Нарвы и берега Финского залива. Затем подожгли уцелевшие дома в городе и пошли к Пайде или Вейсенштейну и дальше к Феллину — городу побольше Раковора, который располагался рядом с руинами замка Тевтонского ордена, бывшего одно время столицей ордена и разрушенного лет сто назад поляками, а теперь ставшего каменоломней для феллинцев. В городе был гарнизон из четырех пехотных и трех драгунских рот, который настолько стремительно драпанул от нас, что даже татары не смогли догнать, хотя знали, что вместе с солдатами отступают и богатые местные жители, унося с собой самое ценное. Здесь генерал-фельдмаршал разделил армию на четыре части и отправил в разные стороны разорять
В конце сентября мы, отягощенные добычей, пошли к Пскову. В этом году взяли больше, чем в прошлом, особенно скота и молодых женщин. У каждого моего солдата было по несколько наложниц. По вечерам в лагере случались склоки такой ядовитости, что позавидовали бы ток-шоу в двадцать первом веке. Из Пскова мои полки, в отличие от других драгунских, отправленных зимовать в Ямбург и Копорье, пошли на зимние квартиры в Воздвиженское. Судя по привету от Александра Меньшикова, который мне передал Шереметев, отпущенный на зиму в Москву к семье и путешествующий под охраной моих полков, память у царского фаворита отменная, и он знает, как отблагодарить меня.
57
По прибытию в Воздвиженское я отпустил всех солдат и офицеров на две недели в отпуск — неслыханное по нынешним временам распоряжение. Уехать на несколько дней по личным делам разрешалось только офицерам и то редко, а начиная с полковника — только по разрешению царя.
— Ей богу, не вернутся! — прокаркал мой адъютант Мефодий Поленов, получивший недавно чин капитана, поскольку теперь был при генерал-майоре.
— А куда они денутся! — уверенно произнес я и оказался прав, потому что не вернулся всего один солдат и только потому, что по пьянке свалился с мостков в реку и утонул.
Вместо него в полк прибыл младший брат, на котором форма старшего висела мешком. Я не смог отказать такому грозному вояке.
Война — это жизнь по заповедям от дьявола. Она опасней, зато интересней, насыщенней. Кто ее попробовал, тот по своей воле не бросит, а если заставят, то до конца жизни будет тосковать по ней. Дьявол лучше разбирается в людях. Работа у него такая. Мне вот война до сих пор не надоела. То есть, устаю, конечно, иногда сильно, хочется отдохнуть, но в отпуске уже через месяц становится скучно.
Зиму я провел с семьей и охотничьими собаками. По мнению жены, собакам я уделял больше времени. Наверное, потому, что они меньше гавкают. Впрочем, ссорились мы редко. Анастасия Ивановна наслаждалась своим социальным положением. Слово генеральша пока в диковинку, поэтому кажется более весомым, чем даже боярыня.
После святок генерал-фельдмаршал передал мне приказ к первому апреля быть с полками в Пскове. Пойдем осаждать город Юрьев, основанный Ярославом Мудрым, который теперь шведский Дерпт. Затем пришло сообщение от царя, что пойдем в Польшу помогать союзнику — саксонскому курфюрсту и польскому королю Августу Второму по кличке Сильный. Говорят, действительно силен физически, серебряные талеры гнет пальцами. Как полководец, явно уступает шведскому королю Карлу Двенадцатому, но, как правитель, на голову выше. Шведский король, видимо, считает, что война — это процесс, в котором результат не важен. Карл Двенадцатый разбивает саксонско-польскую армию, захватывает провинцию, потом следующую, а Август Второй в это время оказывается у него в тылу и освобождает оставшуюся без присмотра территорию. Вот так они и бегают по кругу уже который год, давая нам время модернизировать и закалять в легких боях армию и захватывать города. Уже перед самым выходом пришло сообщение, что польский король арестовал при выезде из Вроцлава князей Якуба и Константина Собеских. Первый был претендентом на королевский престол, как ставленник Карла Двенадцатого. Теперь оба сидели в тюрьме в Силезии, и нужда в нашей помощи отпала. Шереметеву опять было приказано с первой травой идти к Дерпту.