Корзина полная персиков в разгар Игры
Шрифт:
– Юности свойствен максимализм. Оно и простительно. Оставим это и перейдём к более продуктивным и приятным беседам, – заключил Сергей Андреевич.
– Давно бы так, господа, – обрадовалась Ольга.
Сидевший рядом с насмешливой улыбкой Василий Маклаков, поигрывал бокалом вина и ухмылялся происходящему:
– Право, впервые в этих стенах я слышу про дуэль! Не успокоилась ещё кровушка наша, не всё для России потеряно.
– Уж конституции-то мы с такими молодцами добьёмся, – вторил ему Муромцев, опустившийся рядом в кресло.
– Так, выпьем же за ответственное министерство в России, дорогие дамы и господа! – расхохотался Родичев.
– Ура! – воскликнула Ольга Сергеевна, поднимая бокал, – наполняйте свои бокалы, господа!
Лёгким движением руки Кирилл предупредил попытку налить ему и его кузине
– Могла бы и без твоей помощи перевернуть свой бокал, не маленькая и в опеке младшего братика, тем паче не нуждаюсь, – раздражённо заметила Настасья брату.
– Да, я пью за конституцию, но не революционным путём, – поднял свой бокал Яков, – до всего можно договориться мирно.
– И только путём мирным. И не приведи Господь иным, – добавил Иркентьев, – Но я позволю налить себе лишь половину бокала, поскольку я за ответственное министерство при сохранении самодержавия. Считаю такое возможным.
– Дождёшься ты от них мирным… – буркнул себе под нос Илья, – Старый дурак.
– Вы глубоко правы, Яков, именно мирным путём. Монархии иной раз способны перерасти и в республики мирно, не говоря о конституции, – во всеуслышание поставленным голосом сказал Родичев, – Мудрый Вы человек, для Ваших лет, Яша.
– Когда тысячники станут сотниками – дело наше будет проиграно, – шепнул Илья в ухо остроносому соседу-студенту, который с самого начала был не очень трезв. Тот не понял суть каламбура, но закивал головой на тонкой шее, – Недоумок, – почти неслышно бросил в его же адрес Жирнов.
– Так выпьем же, дамы и господа! – прогремел бас черепахового пенсне.
Все поднесли бокалы к губам и в этот момент стали заметнее пять перевёрнутых вверх дном.
– У нас тут прямо общество трезвенников собралось. Сам Витте бы одобрил. Уж как он одолевал Коковцова со своей борьбой с пьянством! Вы бы получше приглядели за племянницей, Ольга Сергеевна, – рассмеялся Родичев, – Уж не монархистской ли она становится, глядя на красавчиков из Николаевского?
– Нашла кого приглашать очередной раз, – тихо заметил соседу профессор философии.
Многим бросилось в глаза, что насмешник Кока пил без вдохновения и как бы отсутствовал своим выражением лица.
– Признаюсь, господа, что пригубил лишь глоток за вашу конституцию, – разоткровенничался купеческого вида бородач, – Отец, хоть и старой веры был, а завещал самодержавия держаться, уж не взыщите. В нём, говорил, соль земли русской.
– Вот и мой – так же, – неуверенным слабоватым голосом вставил Аркаша.
– Ну Вы – конченный для нас человек, можно сказать, коль в том училище, как и Ваш сосед, – заговорил профессор философии, закидывая редкие сальные волосы назад.
– Может статься, что и так. Но Вас, сударь, это мало касается на мой взгляд.
– Молоды они ещё, помилуйте, образумятся. Покинут стены, оглядятся, поймут, что к чему, глядишь – и в наши ряды пополнение, – примиряюще заговорил Муромцев.
– Всякое случается, – добавил Маклаков, – и офицеры к нам приходят. А когда утвердят ответственное министерство, захочется кому-то и республики. Так, что же во Франции офицеры все после Революции разбежались? Отнюдь нет, господа. Наполеон бы и до Варшавы не дошёл, не то, что до Москвы. А что Вы так, отец Виссарион? У Вас и бокал наполнен. Даже не пригубили.
– Не подобает духовному лицу поступать вопреки Государя нашего.
– Ну уж, и вопреки! Государю от того лишь легче править станет, безопаснее и народу всему полегчает. Неужто грех за такое выпить? – хитро прищурился Маклаков.
– Не могу судить, сударь, не имею достаточных для того знаний, а потому воздержусь, – уклончиво
– Вот, в Финляндии нашей имеется своя конституция, и народ живёт получше, чем в центральных Российских губерниях. Колонизация шиворот-навыворот.
– А разве «Манифест 1899-го года об общеимперском законодательстве для Финдляндии» не есть отступление от Финдляндской конституции? – едко заметил Родичев.
– Нам бы отца Виссариона хоть как-то успокоить, а Вы…
– Мне думается, – молвил негромко, но уверенно Шипов, – что не желающие пить за конституцию, по-своему правы. Нам не следует ни в коем разе всех обращать в единую веру. Лучше бы делом заняться. Брать пример с семьи Бахрушиных 146 : строить на лишние деньги приюты для сирот и бездомных, больницы, читальни для народа, бесплатные квартиры для городской бедноты. Александр Алексеевич завещал около 800 тысяч рублей на благотворительность. Детям своим оставил завет «жить в мире и согласии, помогать бедным, жить по правде». Так и надо жить, господа. Не грех и с Третьякова пример брать и со Щукиных. Да и Савва Мамонтов уверен был в необходимости своей железной дороги для державы и строил её без личной финансовой заинтересованности. Чем не пример? Даже и большой оригинал Савва Морозов 147 нас поддерживает. Знаете ли вы, господа, что последнее время мы в его роскошном особняке на Спиридоновке проводим, как бы сказать, не совсем легальные заседания земцев-конституционалистов. Ну а у кого лишних средств нет, то работать бы подобало в подобных заведениях, открываемых купцами, во имя всеобщей гармонии.
146
Семья московских купцов Бахрушиных, наиболее уважаема в народе за огромный масштаб благотворительности. Позже они и меценаты. Род идёт от зарайского татарина Бахруша, принявшего православие.
147
Семья московских купцов Щукиных, выходцев из боровских старообрядцев, потомки которых в 1890-е открыли свой музей с коллекцией предметов искусства и библиотеку для народа. В 1905 году Пётр Щукин дарит своё собрание из 24 тысяч предметов Историческому музею. Сергей Щукин раньше других в России понял, что постимпрессионисты представляют большой интерес в искусстве.
Савва Мамонтов (1841-1918) – крупный предприниматель и меценат, разорившийся от интриг министра Витте (доказано Алексеем Лопухиным, директором Департамента полиции) в ходе строительства железных дорог. Мамонтов – создатель нового оперного театра, поддерживающий художников и декораторов в своём имении Абрамцево, способный скульптор.
Савва Морозов (1862-1905) – крупнейший ситцевый фабрикант и меценат из суровой старообрядческой семьи. Морозовские изделия вытесняли английские ткани даже в Персии и Китае. В ходе получения образования в Англии, Савва утратил веру отцов и стержень в жизни. Жертвовал много на развитие театров и Красный крест. Возглавил комитет Нижегородской ярмарки. Под влиянием любовницы стал помогать большевикам финансово и совсем запутался. На его средства учреждены первые большевистские легальные газеты «Новая жизнь» и «Борьба». Морозов нелегально провозил на свою фабрику запрещённую литературу, прятал от полиции одного из лидеров большевиков Баумана, дружил с Горьким. Возможно был убит.
Маковский далее проявлял не слишком большой интерес к происходящему вокруг, но повышенный ко своей соседке – Настасье. Когда он дошёл до той черты, за которой ожидается предложение свидания на стороне, Кирилл, всё тем же ледяным взглядом, перехватил оживлённый взор Сергея Константиновича, и молча дал ему понять, что всё это совершенно неуместно. Бородач с видом купца всё пытался подсесть поближе к Настасье, но понял, что усилиями Кирилла смещение стульев совершить не удастся. Елизавета Третнёва, племянница Ольги Сергеевны, оказалась между двумя Охотиными, проявляющими к ней живой интерес и румянец не сходил с её щёчек. Отдать кому-либо из них предпочтение она явно не решалась. В свою очередь, оба вели беседу очень неумело и забавляли прочих, находящихся поблизости.