Кошечка в сапожках (сборник)
Шрифт:
— Да.
— Ну, а точнее?
— Солод. В этом-то и суть дела. Она заявила, видите ли, что я пожирал солод их компании.
— Я все-таки не знаю, что такое солод.
— Пивоваренный солод, или ячменный, — это одно и то же. Он важен для пивоваренного процесса и выцеживается из сырого ячменя… не буду входить в детали, потому что, по правде говоря, это слишком скучно. Достаточно сказать, что без ячменного солода, мистер Хоуп, вообще не будет никакого пива. И вот теперь-то мы и добрались до сути обвинения нашей великой красавицы.
— И
— Потерпите, мистер Хоуп. — Холден вздохнул. Потом отхлебнул пива. И посмотрел на жестянку. — Было время, когда я испытывал отвращение к запаху солода. Ах да, — он сделал еще глоток, — когда я работал на Брэчтмэннов, мы владели солодовнями, которые обеспечивали тридцать процентов наших потребностей в солоде. Но тридцать процентов — это все же не сто, и поэтому мне пришлось обратиться к зарубежным солодовникам, чтобы приобрести недостающие семьдесят процентов. Вы должны понять, как много солода мы ИСПОЛЬЗОВАЛИ, мистер Хоуп, и как дорого он обходился нам.
— И сколько же вы использовали?
— Чтобы сварить два миллиона баррелей пива, которое мы поставляли на рынок ежегодно, нам нужно было шестьдесят три миллиона фунтов солода.
— Такая уйма солода, — сказал Мэтью. — И во сколько он вам обходился?
— Цены на бушель меняются все время, но в тысяча девятьсот восемьдесят первом году мы тратили около пяти миллионов долларов ежегодно на солод, который мы получали из внешних источников.
— Пять миллионов, — протянул Мэтью.
— То ли прибыль, то ли убыток, — улыбнулся Холден. — По мнению Элизы, это была по большей части прибыль.
— Как же так? Она ведь заявила, что вы воровали, но как?
— Возвращал обратно часть уплаченных денег, от разных солодовников, с которыми я имел дело.
— И насколько крупные суммы вы возвращали?
— Пятьдесят центов за бушель.
— Разве это много?
— В одном бушеле тридцать четыре фута солода. Подсчитайте-ка, мистер Хоуп.
— Лучше сами подсчитайте.
— Мы использовали шестьдесят три миллиона фунтов солода в год. Разделите это на тридцать четыре фунта в бушеле — и вы получите один миллион восемьсот пятьдесят тысяч бушелей, что-то близкое к этому.
— При возврате пятидесяти центов за бушель.
— Так заявила Элиза.
— Это же масса денег.
— Я был бы рад их иметь, — сказал Холден.
— И какое доказательство у нее было для подобного заявления?
— Да никакого.
— И все-таки она уволила вас и сказала газетчикам…
— Сумасшедшая баба. — Холден покачал головой.
— Так почему же она вас уволила, мистер Холден? Вы говорите, что была пристойная и истинная причина. В чем заключалась истинная причина?
— Вы хотите сказать, что вы не заметили? — спросил Холден и улыбнулся. — Ведь я же педик. Мой любовник оказался ее хорошим приятелем.
— И кто он?
— Джонатан Пэрриш.
— Из всего этого следует, — сказал Блум, — что ты оказался плохим парнем.
Он сидел в кабинете за письменным столом, похлопывая по копии полицейской сводки, где значились преступления Артура Хэрли. Купер Роулз, партнер Блума, сидел на краю стола. У Роулза были широкие плечи, крутая грудь и здоровенные ручищи. Человек, с которым лучше не связываться. Мужчина, на которого Артур Хэрли восемь лет назад бросился с разбитой пивной бутылкой, был негром, Купер Роулз — тоже.
— Так то было тогда, а это — сейчас, — сказал Хэрли.
— А теперь ты, значит, стал паинькой, да? — спросил Роулз.
Хэрли посмотрел на него так, словно это заговорил таракан.
— Ответь-ка мне, Арти, — сказал Роулз, — теперь ты паинька?
— А почему я здесь? — Хэрли посмотрел на Блума. — Вы что, обвиняете меня в чем-то?
— А ты этого хочешь?
— Я хочу знать…
— Куп, — сказал Блум, — ты не посоветуешь мне, в чем бы нам его обвинить?
— Как насчет непристойной брани в адрес офицера полиции, который…
— Он не имел никакого права арестовывать меня.
— А кто говорит-то, что тебя арестовали? — спросил Блум. — Полицейский вежливо попросил тебя проехаться с ним и ответить на его вопросы — только и всего.
— Значит, это был не арест? А как же у вас это называют? Полевыми расследованиями, что ли? Я под арестом, а раз так, то вам бы следовало почитать мне о Миранде [25] и раздобыть мне адвоката.
— Ты не под арестом, — сказал Блум.
25
В связи с рассмотрением дела некоего Миранды в суде штата Аризона Верховный суд США в 1972 году принял знаменательное решение: арестованный имеет право не отвечать ни на какие вопросы, пока ему не предоставят адвоката.
— Прекрасно. — Хэрли встал. — В таком случае я просто пойду в…
— Сядь на место, — сказал Роулз.
— Твой приятель сказал мне, что я не…
— Сядь, сука, на место! — рявкнул Роулз.
Хэрли со злобой посмотрел на него.
— Я думаю, что тебе лучше присесть, — мягко сказал Блум.
— Ну, и что дальше? — спросил Хэрли, садясь. — Я провел слишком много времени в тюрьме за вещи, которых не делал.
— Это уж точно, — откликнулся Роулз. — В тюрьмах вообще одни невиновные.
— Ну, не все.
— Только ты.
— Пару раз я на самом деле был невиновен. Я ничего не делал, но в тюрягу меня упекли.
— Как нехорошо, — сказал Роулз.
— Конечно, и это еще называется правосудием, — проворчал Хэрли. — Да я и сейчас ничего не сделал.
— Никто и не говорит, что ты что-то сделал, — сказал Блум. — Мы просто хотим потолковать с тобой.
— Я полагаю, вы и с Билли тоже хотите потолковать? Вы его тоже приволокли сюда. Куда вы его подевали? В соседнюю комнату? Задаете ему те же вопросы, что и мне, сверяете наши рассказы?