Кошка Фрося и другие животные (сборник)
Шрифт:
У моей подруги Вики вообще атас. С одной стороны – евреи, а с другой – шведы. Поэтому мы друг друга немножко понимаем. Особенно когда у Вики фаза еврея, а грек во мне страстно танцует сиртаки у плиты и хочет накормить Вику до смерти. Нам с Викой можно легко не понимать друг друга. А просто молча пить лакричный ликер на одной территории в два лица и тупить на фикус.
У кошки Фроси тоже сложная национальность. С одной стороны, она невская, а с другой – маскарадная. При этом сибирская с колорным геном. Фросю поэтому раздирают внутренние противоречия. Иногда сядет и часами смотрит на Финский залив (какую-нибудь лужу). Сплин, хандра, опять «Ягненок с овощами». И потом – бац! –
У бабулечки особая национальность. Она королева. А когда выпьет – цыганская королева. Для этого у нее не держава и скипетр, а гитара и пианины, на которых сворачивается и разворачивается бабулечкина цыганская душа в крупный мак. Когда бабулечка еще не в кондиции, то она наяривает интеллигентно на пианинах. А потом, когда уже да, то топит гитару в бюсте и поет нутром. Его даже видно местами. Особенно когда из него вываливаются сигареты, зажигалка и пенсия. Потом выходят медведи в красных косоворотках и трясут шубами. «Лучше сорок раз по разу, чем ни разу сорок раз», – поет бабулечка и по-цыгански страстно падает на диван. Все. Не вынесло гордое сердце накала.
Про музыку и любовь
Д иджеи на горнолыжных склонах тоже люди. Наш взял и влюбился. В этот день все было лирично. У влюбленных диджеев никакой жалости к людям. Сноубордисты стали еще медленнее, подъемник под печальную лиричную музыку вез сонных лыжников. Покидать тщательно обогретую собственными задами люльку не хотелось. Некоторые давали уже третий круг. Склон был исковырян сонными вялыми дугами. Некоторые спали прямо на скоростном спуске. Я сама, пока катилась вниз, увидела пять снов. Два из которых про деньги.
Но в жизни все меняется. Вчера склон озаряли романтические баллады. «Дала», – улыбнулся муж. «Дала, дала!» – щебетали птицы. «Дала», – шуршал снег под канатом. Дуги стали длиннее и тверже. Сколько раз? Семьдесят. Ничего себе! Вот что значит безлимитка.
Бабулечка всю жизнь любила Муслика, а потом Сашу Серова. У нее был шикарный проигрыватель, и она диджеила в свободные от цыганочки вечера. «Льепестками бьелых руооозз, твое луоже застельюууу», – надрывался Саша. Бабулечка рассказывала Саше и проигрывателю, как ее однажды чуть не украли в хор Пятницкого. «Мать не пустила, – поясняла она, вытягивала губы трубочкой и роняла в образовавшуюся воронку рюмку. – А так бы уж давно артисткой была», – хрустел православный огурец. У нее был явный артистический талант. Она уважала публику и на сцену никогда слишком пьяная не выходила.
Однажды по пьянке бабулечка натрясла себе бюстом нового мужа, который все свои чувства к ней выражал музыкой. Оказалось, никакая это не любовь. Проигрыватель не затыкался два года. До тех пор, пока бабулечка не огрела постылого проигрывателем по туловищу. Оба сразу сломались, и издевательство прекратилось. С тех пор бабулечка не верит музыке. И мне не советует.
В фб, если писать лень или все уже дошло до невыразимого, то можно запостить музыку. «Нет, ты чо сказать-то хотела, Люсь? Люсь, я посмотрел перевод. Чо значат слова: “Если ты на мне женишься, я отдам тебе все, что ты хочешь”, Люсь? Люсь, мы как бы уже женаты!»
Диетический эффект
Мой укус двухмесячной давности подействовал. Муж сел на диету. Не с понедельника, а в целом. Вечером он пьет красное вино – выводит радионуклиды. Им, чтобы начать выводиться, хватает одного бокала. Потом выходят с песнями, плясками, медведями, цыганами и румяными бабами. И такая чудесная головная боль на утро. Сразу видно, что вывод прошел недаром. Муж настаивает, что он Моисей. Шпицы расступаются на всякий случай. Толпа еврейских радионуклидов может потерять голову при виде форшмака. Но если честно, то они очень устали спускаться с горки по четыре часа ежедневно, а потом еще и бассейн.
С вином девяносто кг мужа становятся распушенными. Вырастают усы и поэтическое либидо. От такого сочетания все вокруг добровольно теряет сознание. Потом под нашатырем его поэтических шедевров я прихожу в себя. Его врожденная безграмотность способна влюбить бесповоротно. Муж позиционирует себя как женский поэт. Потому что про мужчин ему противно. Главный поэтический козырь мужа – это красота и буйны кудри. Я считаю, он на верном пути.
От меня ушли восемь кг. И все из-за того, что я дура. Собрали вещи и переехали к маме. Без них меня становится все сложнее обнаружить. Настолько, что меня начала сбивать Фрося. Нет, ну сама виновата. Локомотив ходит четко по расписанию. И тут я на рельсах кручу хула-хуп. Потом в новостях показывают крушение Фроси. Теракт или несчастный случай? Шпицы пшикают: «Обычная русская безалаберность». К тому же выборы уже прошли. Никакого смысла сводить Фросю с рельсов.
Бабулечка любит мериться ужинами. Сейчас она наслаждается полным преимуществом. Особенно после шести. Есть такие женщины, на которых очередь замуж на пять жизней вперед. Бабулечка из таких. Даже если она начнет обедать с первым, вторым, третьим и компотом после двенадцати ночи, это только усилит эффект. Эффектность при этом страшно увеличивается. Особенно в районе декольте.
Нет, в диете есть и свои плюсы. Например, мы с мужем часто возвращаемся из спортклуба поздно, и нас останавливают гаишники, чтобы понюхать. От нас пахнет хлоркой. Такое разочарование. И мы потом едем довольные, будто всех обманули.
Про классовые противоречия
Мама утверждает, что меня нашли не в капусте, а в книгах. И росла я где-то между Мопассаном и Рокуэллом Кентом, аккуратно придавленная Ильей Глазуновым. Дети ужасно вертлявы. Из рук у меня рос Корней Чуковский, старое издание, очень ценное. Тогда мы постоянно переезжали и везде возили с собой самосвал книг, перевязанных шпагатом. Меня всегда перевозили в кабине. Я переживала, что книгам холодно, одиноко, а я себя веду как капиталистическая плесень. Бабулечка говорила, что у нас история с географией. У самой бабулечки тогда была история с ОБХСС. Попала под следствие по недоразумению. Неудачно вышла замуж. Все ее богатство было вынесено по блатному звонку и утрамбовано в папину мастерскую. Папа целых два года писал картины с улицы, поскольку в мастерскую проходила только одна рука и кисть.
Бабулечка мне потом всегда говорила:
– Марея, смотри, куда выходишь.
Мне было десять, я не думала никуда выходить, я осваивала крылья. К моему счастью, после встречи с ОБХСС бабулечка охладела к неудачным замужествам и залегла на дно. Пошла работать в библиотеку. Мы с ней тут же вошли в преступный сговор и списали самые прекрасные экземпляры в мое личное книгохранилище. Наконец-то я была чудовищно богата. Папа сколотил мне стеллаж по периметру комнаты. Так мы чуть не убили маму. Она любила прикорнуть под собранием сочинений какого-нибудь сильно плодовитого автора.