Кошмарной вам ночи
Шрифт:
Дождались первых лучей солнца. Теперь можно было выдохнуть и заняться насущными делами — никто не станет нападать на них днём, даже горгульи, хоть те и могли превращаться в камень и стоять весь день под палящим солнцем, должны были оставаться при этом неподвижными.
Грёза наконец добралась до ванной и встала под горячий душ, смывая с себя пыль и негативные эмоции. Пока выдалась минутка, она могла позволить себе расслабиться и успокоить нервы. Но непонимание, тревога и страх заставили её снова ощутить безысходность. Она опустилась на корточки
Больше всего на свете Грёза жалела вовсе не о том, что стала частью семьи тех, кто убил её друзей. Они ведь и не были, на самом деле, её друзьями. Крайт — возможно, но не Линкс и Ронин, с ними она виделась всего два или три раза до того дня и даже не успела понять, были они на самом деле такими, какими хотели себя показать перед ней, или нет.
Она жалела о том, что перед своим уходом поругалась с родителями, не желавшими отпускать Грёзу на прогулку. Может быть, они что-то почувствовали? Липкую тревогу на задворках разума, голос интуиции, подсказывавшей, что произойдёт что-то непоправимое. Грёза должна была остаться дома, но не осталась, поддавшись бурлившему в ней максимализму. И теперь никогда не сможет увидеться ни с матерью, ни с отцом. Новая «семья» этого не допустит, слишком ревностно они оберегают этот чёртов Маскарад…
Выключив воду, Грёза переступила из душа на странный, но приятный наощупь пробковый коврик. В голове возникла мысль: «интересно, его клеила Кумите или её мама?» и тут же исчезла. Грёзе просто нужно было отвлечься от терзающей её вины перед родителями.
Переодевшись в пижаму Кумитэ, девушка прошла в столовую, где проходило срочное собрание. Она опустилась на стул между Мяускулом и подругой и положила локти на стол.
— Завтра едем в Сан-Диего, а там посмотрим, — сообщил Мидас, постукивая пальцами по столешнице.
— Предлагаю вообще свалить в Канаду на ближайшие лет пятьдесят, — сказал Редукс, попивая из пакета кровь.
— Нас не пустят через границу, — напомнил Мидас, незаметно поглядывая на Ренегата, Мяускула и Грёзу, фотографию которой постоянно крутили по телевидению. — И в лесах прятаться не вариант…
— Морфей зовёт меня, — произнесла Дина, клевая носом.
— Сколько спален в доме?
— Две: моя и родительская. Ещё раскладывающийся диван в зале, — ответила Кумитэ, уминая свой ранний завтрак прямо из консервов.
— Ну-с, сородичи, вы уж извините…
— Наше более низкое положение в котерии относительно тебя и твоего брата было очевидно с самого начала, — буркнул Ренегат. — Я могу отдохнуть и в старом продавленном кресле, а вы, — он кивнул Мяускулу и Дине, — забирайте диван.
— Ура! — воскликнула Дина, обнимая замурчавшего гангрела.
— Я буду спать с подругой, — заявила Грёза, вставая из-за стола.
Редукс поднял на неё столь снисходительный взгляд, что девушке захотелось его ударить в лицо.
— Нет, — возразил он тоном, не терпящим пререканий.
Кумитэ
— Идём, Скайли, поговорим, — сказал Мидас и, поднявшись со стула, направился наверх в спальню родителей Кумитэ.
Девушка оскалилась, недобро поглядывая на Редукса и поплелась за сиром.
Сняв только жилет и ботинки, Мидас лёг поверх пыльного покрывала и похлопал по нему ладонью рядом с собой. Грёза отбросила одеяло и села по-турецки на своей половине кровати спиной к мужчине.
Из-за стены послышалось, как в соседнюю спальню зашли Кумитэ и Редукс. Грёза недовольно вздохнула.
— Ты же не станешь избегать меня только потому, что у нас был секс? — вполголоса произнёс Мидас. — Для меня он оказался столь же неожиданным, как и для тебя. Однако вынужден напомнить, что я всё-таки твой сир и исчезнуть из твоей не-жизни не могу. Если желаешь, мы можем прямо сейчас раз и навсегда решить вопрос, обозначив границы наших отношений.
Раздался тихий смех Кумитэ и неразборчивая речь её домитора.
— Дурацкие картонные дома, — прошипела Грёза, напрягая плечевой пояс и сутулясь.
— Тебе нужен союзник, опора в лице понимающего тебя человека. И это не Кумитэ. И уж точно не Ренегат, не Мяускул и не Дина. О Редуксе даже речи нет, он балбес и эгоист и был таким всегда, сколько я его знаю.
— Какой прозрачный намёк!
— Прекрати сопротивляться связывающим нас узам, ты так только психозы наживёшь. Расслабься. Теперь я твой самый близкий друг.
Грёза уловила странные звуки и повела головой, прислушиваясь. Когда до неё дошло, что это были тихие стоны, которые пыталась сдерживать Кумитэ, Грёза зарычала и закрыла уши руками.
Ей было безумно обидно, что подруга в очередной раз показала, как легко она приспособилась к новой жизни. Кумитэ, похоже, не волновало даже, беспокоятся ли о ней её родители. Может быть, она всегда была такой легкомысленной, а Грёза и не замечала, насколько они с ней разные.
Резко развернувшись к Мидасу, девушка бросилась ему на грудь и заплакала.
— Грёза, чёрт тебя побери… белая же рубашка.
Он вздохнул, видя, что неонату глубоко плевать на испорченную вещь, и, приобняв её, стал гладить по волосам.
«Почему мы убегаем?!» — мысленно спросила она, не желая, чтобы их диалог слышал кто-то посторонний.
«Дело в нас с тобой. Это нелегко объяснить. Я искренне надеюсь, что всё это нелепая ошибка, но Сирена верит в то, что пророчество сбудется, и потому ей нужен мой потомок. Но не ты. Её безграничное собственничество не позволит Сирене оставить тебя в живых», — ответил Мидас.
«Какое пророчество?»
Грёза подняла на сира недоумённый взгляд.
«Будет лучше, если ты не узнаешь его содержание».