Кошмарной вам ночи
Шрифт:
— Как вы живёте без любви? — понуро произнесла Грёза.
— Есть кое-что, что её заменяет — узы крови. Прежде ты сопротивлялась им и, полагаю, не испытывала любовь как таковую, лишь безропотную привязанность неоната к своему сиру. Но ты давно не принимала от меня кровь, и потому то, что переживаешь сейчас, не является плодом моей власти над тобой. Однако эти чувства слабы и день ото дня будут всё бледнее.
— Узы порождают искусственную любовь?
— Отнюдь. Но есть в этой любви один изъян: в конце концов она может перерасти в ненависть. Потому я ни с кем не создавал
— А если не станет? Разве можно упускать возможность наполнить свою не-жизнь хоть каким-то смыслом?
— У меня он есть. Я поддерживаю и защищаю свою семью, частью которой ты тоже являешься.
— А что делать мне?
Мидас взглянул на Грёзу и увидел в её глазах просьбу… нет, мольбу. Не нужно было обладать телепатией, чтобы понять, что они искренне желает любить его. А ведь две недели назад Мидас хотел выпить её до последней капли. Истинно говорят: неисповедимы пути…
— Ты так хочешь рискнуть?
— Хочу. И рискну.
Грёза развернулась к мужчине лицом и, взяв его за руки, положила их на свои колени. Она ласково провела ладонью вдоль внутренней стороны его предплечья.
— Вот сейчас тот момент, когда надо раз и навсегда обозначить границы наших отношений, — сказала Грёза, мягко надавливая острыми ногтями на кожу.
На лице Мидаса отразилась задумчивость. Последние две недели всё шло прахом: его обещание никогда никого не обращать и ни к кому не привязывать себя; абсолютно все желали смерти ему и его семье, и вполне оправдано — что бы ни происходило с ними сейчас, ответственность за это лежала на Мидасе и только на нём.
Грёза тоже стала жертвой этой безумной игры, но ей отведена особая роль. Если слова пророчества верны, то Мидас обязан поддержать её всеми возможными способами, иначе она рано или поздно сломается.
Он прикрыл глаза и, коснувшись предплечья Грёзы ногтями, быстро скользнул ими вдоль сухожилий, оставив две длинные кровоточащие раны. Девушка скривилась и рефлекторно отдёрнула руку. Повременив немного, она проделала то же с предплечьем Мидаса и положила своё поверх его. Мужчина притянул Грёзу к себе и поцеловал.
Неохотно прервавшись, девушка наклонилась и собрала губами бордовые подтёки на коже Мидаса. Она с благоговением вкусила его крови и ощутила, как наполняется её мёртвое сердце безграничной преданностью и любовью.
После нескольких глотков Грёза оторвалась от руки мужчины и протянула ему свою. Он нежно поцеловал её порезы и провёл языком вдоль одного из них, разделяя кончиком неровные края. Грёза тихо зашипела от боли и закусила губу. Новый поцелуй заглушил неприятные ощущения, и затем Мидас прижался к её ранам устами и жадно потянул кровь из вен.
Даже того небольшого количества, что выпил Мидас, оказалось достаточно, чтобы его охватил волнительный восторг. Он давно забыл, что чувствовал во время обращения, забыл, как восхитительно было укусить кого-то впервые… но всё это осталось в прошлом, а сейчас начиналась совершенно новая, удивительно прекрасная и наполненная особым смыслом не-жизнь. И всё благодаря
Мидас втянул клыки и, обняв девушку, крепко поцеловал её.
Как и в первый раз, их обоих обуяла страсть, но в основе её лежали их собственные переживания, а вовсе не навязанные кем-то. Мидас с упоением целовал шею и ключицы Грёзы, не переставая думать о ней, как о той, кого ему так не хватало многие века. Все другие женщины меркли на фоне Грёзы, становились всего лишь страницами ветхой книги. А в ней кипела безграничная энергия, вечная молодость, невероятная притягательность, и Мидас мечтал стать с Грёзой частью единого целого.
Он прижимал девушку к себе так крепко, словно боялся, что она может раствориться прямо в его руках, а та смеялась, нежно и звонко, гладя мужчину по волосам и целуя его лицо.
Стащив через голову футболку и бюстгальтер, Грёза прильнула к Мидасу обнажённой грудью. Он чуть отодвинулся и опустил голову, обхватил губами твёрдый от прохлады и возбуждения сосок и несильно оттянул его, заставив Грёзу сконфуженно свести плечи. Она хихикнула и запустила пальцы в волосы Мидаса. Его руки гладили её спину и талию, желая коснуться каждого сантиметра прелестного юного тела девушки. Даже подростковая угловатость, сохранявшаяся и у некоторых более взрослых женщин, нисколько не вредила красоте Грёзы.
Мидас обвёл любовным взглядом её небольшие острые грудки, плоский животик с проглядывавшими контурами мышц, расстегнул и спустил на бёдра джинсы, обнажая подтянутые ягодицы девушки. Он привлёк Грёзу к себе и укусил её, оставляя влажный след и бледные следы зубов на коже. Девушка засмеялась и оттолкнула Мидаса, вынудив его лечь спиной на прохладные валуны.
Грёза склонилась над мужчиной и расстегнула одну за другой пуговицы на его рубашке, раскрывая покрытую татуировками грудь. Она приблизила лицо к ней и провела кончиком языка вокруг соска, поцеловала проступавшую под кожей ключицу и уткнулась лицом в шею Мидаса, прижимаясь грудью к нему.
Руки девушки скользнули к ремню на брюках Мидаса, расстегнули его, освобождая путь, заползли под ткань, касаясь холодными пальцами горячей напряжённой плоти. Грёза обхватила возбуждённый член и закусила губу, ощущая прилив безудержного вожделения. Она поднялась на ноги, чтобы снять джинсы, и Мидас последовал её примеру.
Едва презренная одежда оказалась в стороне, девушка осторожно села на таз Мидаса, касаясь нижними губами его фаллоса, и стала тереться ими о него, источая вязкую прозрачную влагу.
Мидас приподнялся на выпрямленных руках и прильнул к Грёзе в поцелуе, она обняла его и издала тихий стон наслаждения. Он подтянул ноги, чтобы сесть удобнее, и освободившейся рукой направил член в лоно возлюбленной. Грёза приподнялась и, ощутив, что Мидас уже внутри неё, медленно опустилась вниз, постепенно насаживаясь на его фаллос. Настойчивое чувство распирания, граничившее с едва ощутимой болезненностью, заполнило разум Грёзы удовлетворением. Казалось, будто всё происходящее было предначертано, будто она жила ради этого момента, будто всегда ждала только этого мужчину.