Кошмарной вам ночи
Шрифт:
За всю дорогу никто не проронил ни слова, каждый думал о чём-то своём. Мидас размышлял о возможности перемирия, но это, конечно, было невозможно. Он сделал свой ход, противник ему ответил, и вернуть всё встарь нельзя. Джихад не та игра, где можно сделать ошибку и тут же её исправить, их выживание теперь зависело лишь от того, насколько важным окажется каждый из членов котерии в этой игре, полной интриг и предательств.
Чуть обернувшись назад, Мидас посмотрел на Грёзу. Она, почувствовав его взгляд, тоже подняла на него глаза. Им не нужно было ни слов, ни телепатии, чтобы понять друг друга в этот
В конце концов, ссоры не были вариантом теперь, когда они обрекли друг друга на длительные… очень длительные отношения, выйти из которых безболезненно никак нельзя. Можно ли это было сравнить с браком у обычных людей? Пожалуй, нет. Даже связь между родными людьми, родителями, братьями и сёстрами, не были такими близкими и при этом потенциально разрушительными, как Узы Крови.
Грёза протянула руку, и Мидас, просунув свою между спинками кресел, сжал её ладонь. Заметив это, Мара скривила губы и посмотрела на девушку неодобрительным и гневным взглядом, но Грёза не обратила на это никакого внимания.
В черте города сородичи оказались через полтора часа и лишь ещё через двадцать минут подъехали к казино. Ещё за несколько кварталов до конечной точки был виден дым, уходящий вертикально вверх в совершенно чёрное беззвёздное небо.
Едва фургон остановился у обочины напротив казино, Мара выскочила из него и, пройдя несколько шагов, упала на колени.
Здание полыхало.
Вокруг собралась небольшая группа зевак, кто-то вызывал пожарную службу, но ни голосов, ни криков не было слышно за шипением и треском яркого пламени, которым было объято здание.
— Поздно, там не осталось ничего, кроме пепла, — сказал Ренегат, выглядывая из фургона — показываться на людях ему не стоило, пусть даже их внимание было отвлечено огнём.
Мидас схватил Мару за шиворот и, подняв на ноги, жёстко встряхнул.
— У Сирены в кабинете был чёртов потайной ход, она должна была выбраться, — процедил он сквозь зубы.
— Я не знаю ни о каком потайном ходе, — ответила девушка, всхлипывая.
Оттолкнув Мару, мужчина сбросил с плеч пальто и ринулся к главному входу.
— Ты рехнулся! Мидас, ты сгоришь! — закричал ему вслед Редукс.
Грёза бросилась было за ним, но Ренегат схватил её за курточку и затянул обратно в фургон.
Мидас проскочил мимо столпившихся у здания людей в охваченный огнём дверной проём и оказался в зале, заполненном едким дымом от горящего пластика. Оранжево-красные языки ползли по стенам, окрашивая потолок копотью, стекала краска от нестерпимого жара, пузырился и тлел ковролин.
Всюду лежали тела людей, большей частью — охотники, меньшей — гули Сирены и охранники казино: застреленные, заколотые, обгоревшие и задохнувшиеся от дыма. Тел сородичей среди них быть не могло, ведь они обращались пеплом после гибели, но без вампиров здесь наверняка не обошлось.
Прикрыв предплечьем лицо от опаляющего жара, Мидас побежал через зал напрямик к лестнице, поскольку пользоваться лифтом сейчас было крайне неразумно. Он обогнул горящую колонну и, ощутив странное давящее чувство в груди, посмотрел
«Синие глаза. Голубые глаза. Золотые глаза, — прошептал зловеще чей-то голос. — Путь за её спиной полон преград, разрушенных тропинок и заканчивается огненной стеной».
Это говорило Мидасу одновременно обо всём и совершенно ни о чём. Он не знал эту девушку и не мог винить себя в сделанном выборе, ведь иного не было дано: либо она, либо Грёза. А могло и вовсе статься так, что их судьбы были предрешены задолго до становления самого Мидаса.
Он отвёл взгляд покрасневших от жара глаз от покойницы и, нырнув под обвалившуюся балку, вышел на лестничную площадку.
Огонь ещё не успел добраться сюда, но дым клубился, заволакивая обзор. Мужчина спустился на несколько этажей вниз и выскочил в знакомый длинный коридор, устеленный бордовым ковролином. В конце его виднелась сорванная с петель дверь кабинета Сирены.
Внутри её не оказалось, а вся мебель была перевёрнута в пылу ожесточённой борьбы и обагрена кровью. Кровью вампира и человека.
У одной из стен стоял книжный шкаф. В обычное время он оставался ничем не примечательным стеллажом, и лишь Мидас знал, что за ним скрывается потайной ход, ведущий из здания казино в городскую канализацию неподалёку от убежища местных носферату, с которыми Сирена вела дела. Сейчас шкаф был отодвинут. Значит, она успела сбежать… Мидас должен был убедиться в этом.
Он сделал несколько шагов к арке секретного тоннеля, но затем остановился, вспомнив что-то, и обернулся. Над опрокинутым креслом Сирены висел двуручный меч с простым т-образным эфесом. Рукоять его недавно перетягивали кожей. Сирена явно заботилась о состоянии оружия, то ли просто желая сохранить его как можно дольше, то ли подстёгивая этим свои воспоминания о недолгих отношениях с Мидасом.
Он снял меч с ножнами и повесил через плечо, закрепив ремни на груди. Затем, достав из резной шкатулки Сирены сигару, прикурил от бензиновой зажигалки, которую, не закрывая, бросил в один из ящиков рабочего стола. У барона Санта-Моники было накоплено много любопытной информации о влиятельных и не очень сородичах, которые она предпочитала хранить на бумажных носителях. Мидаса не интересовали пикантные подробности чужих не-жизней, но и бросить всё он не мог, будет лучше, если кабинет тоже сгорит дотла.
Пройдя, наконец, в тоннель, Мидас обнаружил Сирену. Её нижние конечности лежали на боку в луже излившейся из подвздошных сосудов тёмной крови, рядом распростёрся охотник с огнестрельной раной во лбу. Подле него валялся короткий серебряный меч с выдавленным на лезвии у гарды изображением щита над двумя скалами.
Абсолютно белые волосы и брови и красивые ярко-зелёные глаза убитого парня напомнили Мидасу одного знакомого истребителя вампиров, но нет, увы, это был не он, а всего лишь его младший брат Тек. Что ж, во всяком случае, на одну мразь в мире стало меньше, подумал Мидас. Он представил выражение лица Зига, когда тот узнает о гибели брата, и злорадно усмехнулся.