Костяной
Шрифт:
В таком месте надо было молчать, чтобы только не потревожить. Кто знает, что здесь произошло, какое заклятие убило их и легко ли они поднимутся, если Долли что-то сделает не так?
Она тихо наклонилась, чтобы поднять лопату, и допустила ошибку: приглядывая за костями, не уследила за рукой.
Пальцы вместо черенка нашли ржавый край, рана на среднем снова открылась. Долли промолчала, поморщившись, а когда взялась за черенок, увидела кровь.
Она с шумом втянула воздух сквозь сжавшиеся зубы и с досадой выдохнула. Одна капля – и все, кости уже не улежат спокойно. Лес любит кровь, она дает ему если не жизнь,
Кости молчали, мел и уголь под суровым небом. Луна светила сквозь облака, грязный свет разливался где-то вверху, почти не проникая под голые кроны, но видно было достаточно хорошо. Долли попятилась, хрустнуло что-то под ногой – не ветка точно. Спиной вперед она вышла с древнего кладбища, счистила с лица и волос паутину. Было тихо. Ни звука, ни цвета. Даже кровь на рукояти лопаты казалась черной – несколько пятен да прямой, как штрих, короткий потек.
Пальцы болели, болела голень, болело нервное сплетение – Долли споткнулась и налетела на рукоять вскоре после того, как взяла лопату. Пусть и не оружие, та все равно норовила покалечить. Впрочем, это была лесная лопата, давняя, Долли прихватила ее у одной из брошенных сторожек. Для таких случаев ее там и держали.
Долли закинула лопату на плечо и пошла вдоль кустарника, надеясь найти путь не по костям.
И почти сразу вышла к Просеке, которую искала уже полтора часа.
Оставалось только удивляться, как можно было так долго этого не видеть. Впрочем, местность в Лесу – явление непостоянное. К Просеке можно было выйти, только если заблудишься. А так никакой просеки вроде и не было.
Здесь чем-то косо срезало деревья в одну сторону, а в другую – повалило, как будто великана швырнули вперед спиной. Поваленные продолжали расти, даже не пытаясь выровняться, словно для них был какой-то свой верх и низ. Срезанные так ни на дюйм и не выросли. Точной протяженности ее никто не знал. До конца доходили вроде бы двое. Джетту не доходил, вернулся и сказал, что Просека не кончалась, а деревья стали повторяться. Из того похода он ничего не принес.
По крайней мере, она была длинной. Края и близко видно не было, тропа терялась во мгле. Срезанные стволы, иструхшие, лежали очень далеко от своих пней; чем-то их разбросало.
Долли огляделась и увидела, что на ближнем дереве, по правую руку, в петле висит череп. Остатки позвоночника свешивались вниз. Смутное белое костяное лицо было повернуто к Долли. Он чуть покачивался на пеньковой веревке, перекинутой через сук в двух десятках футов от земли. Как не падает, было непонятно, да Долли и не хотела приглядываться. Про дерево одного повешенного ей рассказывал Джетту. Говорили и другие. Теперь она точно знала, что пришла куда надо.
Она постояла, прислушиваясь.
Тишина. Дурная тишина глухой ночи. Так, наверное, чувствуют себя глухие, подумала Долли. Она стояла почти минуту, прежде чем расслышала слабый шорох веревки по ветви.
Дунул ветер. Где-то протяжно и противно, словно умалишенный застонал в бреду, скрипнуло дерево. Наваждение глухоты на время спало.
Долли перебросила лопату на другое плечо и пошла навстречу едва заметному движению воздуха. Она оглянулась один лишь раз. Череп белесым пятном отсвечивал в ветвях. Лицо его было по-прежнему обращено к ней.
Холодные ладони намокли, и Долли поняла, что нервничает. Она
Обстоятельства, с горечью повторила она про себя. Если бы это были просто абстрактные, безликие «обстоятельства».
Она вдохнула поглубже и заставила себя не думать о том, чего не могла изменить. На темных стволах, на рельефе коры, лежали зыбкие острые дорожки лунного света, который то набирал силу, то угасал в вышине. Долли шла медленно, вглядываясь в полосатую тьму впереди. Дальше начиналась уже просто туманная мгла. Впрочем, расстояние до этого тумана все время оставалось неизменным, сколько бы она ни шагала, прислушиваясь к Лесу так чутко, как могла. Но Лес хранил молчание.
Внезапно мороз ледяной лапой схватил за шею, подержал мгновение и отпустил. Кинуло в жар.
Где-то далеко, на пределе слышимости, впереди и справа, она услышала звук. Слабый, как дымок погасшей спички на зимнем ветру, тонкий крик.
Долли замерла, словно охотничья собака в стойке, и прислушалась.
Наверное, показалось. В скрипе ремня по плечу, в шорохе шагов.
Что лучше, подумала она, чтобы показалось или чтобы правда?
Ответа не было: Лес молчал, тишина сдавила голову сухими мягкими руками. Такая тишина, от которой волосы шевелятся на затылке.
Впрочем, вдоль Просеки ощутимо тянул ветер. Долли потратила еще одну глухую, пронизанную резким светом луны минуту, чтобы удостовериться.
Ветер крепчал.
Стоял ноябрь, время сухой листвы, колкого инея, умирающей травы, вмерзшей в лед. Иногда в рисунке льда виделась какая-то картина, и Долли, не выдерживая, разбивала ее каблуком. Сейчас ей не хватало этого звона. Любого звука.
Даже того, который послышался?..
Если об этом думать, то легче не станет, решила она. На месте стоять нельзя, так можно и замерзнуть.
Долли порывисто, не колеблясь, бросила наконец лопату и сумку в ближайшую яму, под вывороченные корни упавшего дерева; сняла куртку, отправила туда же. «Как же Марселла ходит с двумя мечами, я еле лопату донесла?» – подумала она, проверяя, как вынимается нож и на месте ли кольцо, вшитое в низ штанины.
Нужно еще пройти вдоль Просеки, обязательно, и только потом свернуть. Чтобы у нее было время. Чтобы она могла решить.
Долли поспешила вперед, почти срываясь на бег. Ветер дул все сильнее, мешал.
Она торопилась, думая, что сегодня у нее все-таки был маленький, призрачный шанс обойтись без этого похода. Но слово «призрачный» в этом лесу не имело положительных значений.
…Вскоре после того, как Долли взяла лопату, на лесной подстилке, прямо под ногами, она увидела тонкий плетеный шнур с оборванным концом, тянущийся в темноту леса, в туман низины за черными деревьями с шершавой, изрытой оспинами корой.
Ведьмина веревка, зачарованно подумала Долли, глядя на убегающую в никуда полоску. Ведьмина веревка. Кто знает, что на другом ее конце? Если взять веревку, поднять из лесного сора, намотать на ладонь и тянуть, тянуть, тянуть, не исключено, что вытащишь из неизвестных глубин сокровище. Или чье-то разлагающееся тело. Или тварь, которая обитает там, в темноте, куда не заглядывает и луна. Говорят, так можно найти даже потерявшегося человека, если вдруг в неведомой дали он внезапно возьмется за такую же веревку одновременно с тобой.