Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)

Уланов Андрей Андреевич

– Тогда берите все, – посоветовал Серов. – Может пригодиться.

Я хотел было ляпнуть: «Откуда вам знать?» Но не стал. Вдруг он и впрямь – знает? Человек бывалый...

Что за бред я несу? Откуда у этого типа, пусть даже бывшего егеря, уголовный опыт? Как в нем совмещаются нэпман-надомник – с убийцей оборотней, ворошиловским стрелком?

Стрелок.

В голове у меня с холодным железным лязгом сомкнулись половинки печати, вызывая демона Оккама.

– Вы! – воскликнул я невольно, оборачиваясь. – Вы – Невидимка.

Наверное, у меня был довольно нелепый вид –

с вязанкой карандашей в одной руке и циркулем в другой. Но Серов не улыбнулся. Это мне очень понравилось. Потому что когда малознакомый человек с улыбкой наставляет вам в грудь дуло револьвера, в его улыбке сразу начинает чудиться нечто нехорошее. А если улыбки нет, то и глупости в голову не лезут.

«Афганец» кивнул. Один раз. Не сводя с меня взгляда – мол, заметил или нет?

Я заметил.

– Поторопитесь, – велел любитель тропических рыбок, опуская оружие. – И пойдем. Кажется, мы оба вляпались в очень неприятную историю.

ИНТЕРЛЮДИЯ

Валентин Зорин

– Ну что, Осенев? – ласково поинтересовалась сестра Феврония. – Отвечать будем?

Осенев боднул воздух, но не промолвил ни слова. Сестра Феврония потеребила нарясный крест и благодушно улыбнулась.

– Так к каким категориям подданных Союзной Стройки относится Уголовный кодекс? – переспросила она.

У-у, Хавронья!

Как эта кличка ходит среди студентов – ума не приложу, потому что произнести ее вслух никто не решается, даже если сестры Февронии в универе нет заведомо. Только похрюкивают тихонько или там пятачок покажут... медный. И все, что забавно, догадываются, хотя с лица наш преподаватель ничуть свинью не напоминает. Скорее уж лошадь. Скорбную поносом.

А Осенев тоже хорош. Попрут его, как пить дать попрут после такого завала. Тут никакая «сильная рука» не поможет. Завалить семестровый зачет – это же надо! Хавронья, конечно, стерва изрядная, все жилы из тебя вытянет, стоит слабину почуять, но оценки ставит всегда справедливо. Во всяком случае, ее еще никто не поймал на том, что она валит знающего. А незнающим – не приходи. Премонитус, известное дело, премунитус.

– К людям... – выдавил из себя Осенев. – К нелюдям...

– Правильно, Осенев, и к людям относится, и к нелюдям, – подтвердила сестра Феврония. – А точнее?

Осенев обмяк.

– Ко всем подданным относится Уголовный кодекс, – объявила Хавронья, словно приколачивая Христа к кресту. – Ко всем без исключения. Свободны, Осенев. Придете на пересдачу.

Мой сокурсник уныло поплелся к двери. Почти как в песенке про негритят – «и их осталось девять...». Нас, правда, осталось не девять, а девятнадцать, но суть от этого не менялась.

– Гармаш! – командирским голосом возгласила сестра Феврония. – Так почему Уголовный кодекс относится ко всем подданным Союзной Стройки?

Мой сосед неторопливо поднялся с места.

– Потому, матушка, что подданным Стройки как раз и является тот, к кому относятся ее законы, – ответил он. Протяжный гоблинский акцент в его речи был почти незаметен. – А жители, к коим закон отнесен быть не может, подданными не считаются. Таковы

суть нежить, равно как некрещеная и пришлая нечисть.

– Правильно, Гармаш, – одобрила Хавронья. – А исключения?

Голбин задумался.

– Частичными исключениями, матушка, – ответил он, наконец, – можно считать те случаи, когда жители, не являющиеся подданными, могут совершать преступления, караемые согласно Уголовному кодексу. В таких случаях превентивные либо карательные меры применяются к ним, как к подданным Стройки. Например, хотя вампиры, как любая нежить, не могут быть подданными какого бы то ни было государства, но за совершенное убийство вампир карается по тем же статьям Уголовного кодекса, что и любой живущий.

– Верно, – кивнула Хавронья. – А еще исключения?

Ну что ты человека... тьфу, гоблина, извини, Гармаш... торопишь, ведьма?! Весь курс знает – нельзя Гармаша гнать. Он, когда торопится, теряется и злится. Уже не один зачет так проваливал. Хотя умом, пожалуй, меня обойдет.

А Хавронья, зараза, валит его нарочно. Орденцы, они у нас такие – на словах все расы, конечно, равны, но только люди почему-то равнее других.

– А еще... – Гармаш намеренно делал паузы, чтобы собраться с мыслями. – Подданными Стройки не являются иностранцы любой категории, так что Уголовный кодекс к ним относится ограниченно, в рамках соответствующих международных соглашений.

– Тоже верно, Гармаш... – Сестра Феврония дернулась и резко подняла голову. – Зорин, встаньте!

Да что же это делается? Я-то ее чем не устраиваю?!

– Зорин, сдайте немедленно шпаргалку, – потребовала Хавронья.

– Какую шпаргалку? – возмутился я.

– Не шутите со мной! – озлившись, монахиня хлопнула ладонью по столу. – Сдайте шпаргалку или покиньте авдиторию!

– Какую шпаргалку? – Я начинал потихоньку закипать.

Спокойно, Валя, только спокойно!

– Ту, с которой вы подсказывали своему другу Гармашу, – ответила Хавронья стальным голосом. – Которому по вашей милости придется ответить еще на несколько вопросов, и не самых простых.

Я глянул в сторону двери. Там подмигивал синеватыми рунами ларец, куда мы все перед зачетом складывали разное магическое барахло. Попробуй в магически чистом зале запустить «шпору» – вмиг засекут. Только у меня шпаргалок не было. Я же не зря четыре дня, не вылезая, зубрил курс основ права к этому, будь он неладен, зачету! Не нужна мне шпаргалка!

– И не пытайтесь отпираться, Зорин, – заявила монашка. – На вас детектор зашкаливает.

– Да где он зашкаливает?! – взвыл я. – Покажите мне этот детектор!

Не самая умная просьба – вот отправит меня Хавронья на пересдачу, и ничего я не смогу поделать. Не в студенческий же комитет идти. И не в хрисомольский – они там вроде филиала орденского совета. А сестра Феврония в ордсовете человек не из последних.

Монашка вытащила из-под стола маятник. Гирька моталась туда-сюда как оглашенная, и качания ее были устремлены точно в мою сторону.

Вся авдитория уже глядела только на меня, про Гармаша забыли. Да нет у меня шпаргалки! На что же так реагирует этот клятый детектор?