Кот, который умел искать мины (Оборотень в погонах)
Шрифт:
Так что остается старое доброе – а заодно и дешевое – топанье ножками.
В этот момент оставшийся позади ковра энтобус наконец подкатил к остановке, и я, даже не успев еще поднести объектив к глазам, углядел в мельтешении знакомый форменный кафтан.
– Подай чуть левее, к крышам, – скомандовал я, не оборачиваясь. – И медленно – вперед.
А вот теперь начинается работа.
Я вытянулся на ковре, устраиваясь поудобнее, старательно упер локти, навел перекрестье на окаймленную красным фигуру благочинного. Перевел левее... правее...
Челночная последовательность
Нас учили очень хорошо – я стал отличным снайпером.
Первого топтуна я вычислил через семь минут. Человек, мужчина средних лет в ношеном темном кафтане. Дальше пошло проще – второго я выцелил в момент передачи эстафеты. А еще через несколько минут засек и третьего.
Надо признать, карусель вокруг клиента эта компания крутила довольно грамотно, ни разу не подходя к Зорину ближе, чем на десяток саженей. Возможно, они также пользовались какой-нибудь мелкой магией...
Я даже сумел засечь момент доклада одного из топтунов – сразу после того, как брат благочинный вышел из подъезда дома, в коем пробыл ровно пять минут сорок три секунды – если верить моему брегету.
В общем, все получилось настолько просто и гладко, что мне стоило бы заподозрить дурное хотя бы на основе Закона Всемирной Подлости. Естественно, я поступил наоборот – расслабился, впал в грех гордыни и чуть было не лопухнулся самым позорнейшим образом.
Правда, тут свою роль сыграли еще и особенности человеческого мышления. Хоть я и не отсеивал возможных кандидатов в зоринские «хвосты» сознательно, мое подсознание, похоже, выполняло эту работу самостоятельно, располагая увиденные лица в порядке наибольшей вероятности. Мужчины, женщины, старики, дети, нелюди...
Я потратил почти две минуты на пускание слюней, разглядывая в «Эль» очаровательное личико юной эльфийки – и только потом до меня дошло, что это премилое личико, равно как и прилагающуюся к нему точеную фигурку в замшевом колете я уже видел... не далее, как четверть часа назад.
Это было настолько невероятно, что в первый момент я был готов поверить даже в случайное совпадение. И следующие полчаса у меня ушли именно на то, чтобы убедиться в очевидном – за Зориным следили эльфы. Точнее – молодые эльфы. Еще точнее – подростки.
Это было настолько невероятно... почти что противоестественно, что первая тройка топтунов, похоже, так и не засекла своих конкурентов, несмотря на то что вели себя те исключительно по-дилетантски, сближаясь порой с «объектом» чуть ли не на расстояние вытянутой руки.
Правда, эльфов выручала численность – я насчитал целую дюжину юных эльфов, перемещающихся в одном с братом благочинным направлении. Еще одним сильным местом остроухих была связь – судя по их маневрам, они постоянно переговаривались между собой.
Валентин Зорин,
– Валя, тебе не говорили, что ты настырный юнец? – пробасил Никодимов, затягиваясь очередной беломориной.
– Говорили, Пал Кузьмич, – согласился я, пытаясь не закашляться. Хотя мы стояли на улице, вокруг моего старшего коллеги уже образовалось расплывающееся синеватое облачко. – А вам не говорили, что курение вызывает рак легких?
– Пф! – отмахнулся Никодимов, встрепенув ленивые дымные струи. – Скорее меня сведет в могилу язва. Так что тебе надо на этот раз?
Я бережно извлек из папки копию, снятую мной с двух страниц парамоновского блокнота. С тех пор как дубликаторы перестали ставить только в закрытых институтах, за дверями из холодного железа, в столице с этим нет проблемы; тяжело было только точно уложить рамочку на страницу.
– Павел Кузьмич, помогите прочесть, – попросил я смиренно.
Никодимов, прищурившись, глянул на листки.
– Пошли на ковер, – предложил он. – Тут, я вижу, много... Записывать для себя будешь?
Я кивнул.
– А говорили тебе – учи науки, – ехидно заметил следователь.
Мы пристроились на краешке потертого нижегородского «половика», наспех и неловко перекрашенного из сине-желтого в черно-белый, на западный манер. Коверный отошел покурить, и нам никто не мешал – только эксперты в отдалении сосредоточенно вымеряли траекторию сглаза. Обычное дело – какая-то ведьма сгоряча окатила низко пролетавший ковер ненаправленным проклятьем; а то ему высоко лететь, когда гружен он стальными балками! У коверного, само собой, инфаркт, ковер – в стену, груз, сквозь стену и по квартирам раешных обывателей... хорошо, никого не зашибло...
– Это вообще, извини, что? – поинтересовался Никодимов, обдувая листки струей дыма, достойной мичуринских драконов.
– Улика, – кратко ответил я.
– Ну... молчи-молчи, дело твое. Карандаш взял?
Я кивнул, изготовившись над общей тетрадкой, купленной в той же канцтоварной лавочке, где я снимал дубликаты.
– Тогда слушай. – Никодимов прокашлялся.
Я еще в прежние времена заметил за ним интересную особенность – мой старший коллега очень выразительно читал. Вот и сейчас я будто наяву слышал голоса – немузыкальный тенорок Парамонова и звенящий от страха баритон его неведомого собеседника – хотя не был знаком ни с тем, ни с другим.
Парамонов: Добрый день, Дмитрий Никитич. Как и договаривались...
Собеседник: Да, да! У меня мало времени... вот-вот придет... минуты две...
Парамонов: Тогда – я правильно понял, вы хотели сказать, что выступления серкелуин поддерживаются...
Собеседник: Именно! Кормильцев их науськал. Это его идея. Я тут ни при чем... Он уговорил Долина, но он и его подставит, я знаю!
Парамонов: Успокойтесь, Дмитрий Никитич, Христа ради!
На этом месте я сообразил, с кем беседует газетер, – в его списке последним шел некий Дмитрий Никитич Карлин. А вот как он связан с бывшим орским (или все же оркским?) мэром, а с недавних пор – пермским губернатором Долиным, оставалось пока загадкой.