Ковчег. Исчезновения — 1.
Шрифт:
В эту минуту лучи их фонариков, скользившие по стене, вдруг утонули в черноте.
— Здесь! — сказал Еремеев.
— Да, здесь, — кивнула Нина. — Но только мы ведь договорились: я туда — одна.
— Вот уж ни о чем таком мы не договорились! — возмутился он.
— Ну не надо, пойми, не надо тебе туда! — почти с мольбой произнесла Нина. — Приведу я твою жену, ты что, не веришь мне?
— Не в том дело, — сказал Еремеев. — Ты тоже пойми — не могу я тебя туда пустить одну! Не забывай, там осталась вся шайка Картошкина. И еще духи эти…
— Да ну!.. Картошкинская шайка все еще спит наверняка, а духи никому не опасны.
— Еще, — напомнил он, — там два старикашки этих, они-то бодрствуют и вряд ли встретят тебя с распростертыми объятьями.
— Господи, ты про этих божьих одуванчиков, про Шмакова с этим, вторым? Было бы кого бояться!
— Между прочим, — вспомнил Еремеев, — ты не учла, что там остался картошкинский автомат.
— Ой, да все, все я учла, — отмахнулась Нина. — Автомат без патронов не стреляет, а я рожок успела вынуть и выкинула в люк. Так что…
И тут вдруг из черноты проема раздался насмешливо-елейный голосок:
— А вот и не все, не все и ты, оказывается, учла, моя умница-разумница!
Еремеев вздрогнул от неожиданности.
— Шмаков! — узнал он.
Нина оставалась спокойна:
— Как же вас-то — и не учесть, Иван Арсентьевич? Было вполне предсказуемо, что вы где-то здесь колобродите. Полминуты назад как раз о вас-то и упоминали, неужто не слышали?
— Это насчет "божьих одуванчиков"? Как же, как же! — сказал он, выступая из темноты. — Пока что слухом природа не обидела. Посему слышал и еще кое-что, несколько ранее реченное вами… — Внезапно лицо его стало жестким и злым, таким Еремеев его не только не видел, но и не представлял прежде. — Что удумала, дрянная девчонка! Продать "Ковчег" двум этим лопухам! "Ковчег", который и так уже был у нас в кармане!
— А под "двумя лопухами", вероятно, следует понимать Короля и Императора? — все так же невозмутимо спокойно поинтересовалась она.
— Марионетки! — презрительно отозвался старик. — Что бы делали эти ничтожества, если бы, сами того не зная, не имели за спиной многоопытного кукловода?! Что было бы с их царствами, если бы за спиной у подобных марионеток не стоял очередной истинный потомок…
— Ах да, ну конечно же! Как все просто! — воскликнула Нина и обратилась к Еремееву: — Ты недавно интересовался, кто такой Вольный Охотник. Так вот, позволь тебе представить: перед тобой — собственной персоной прямой потомок Вольного Охотник великана Ога из рода рефаимов, Ог Девятьсот тридцать восьмой.
Еремеев, ошеломленный, уставился на старца. Тот приосанился и, пожалуй, даже приобрел некоторую величественность.
— Совершенно верно, — подтвердил он. — Значит, даже я, стреляный воробей, несколько недооценивал тебя. Смотрите-ка, все-таки догадалась! Интересно, и насколько же давно, моя умненькая?
— Если вы имеете в виду свой титул, то в самом деле совсем недавно. А вообще-то с самого начала за всей этой комбинацией угадывалась чья-то тень, кто-то, несомненно, подсказывал Самаритянинову ходы. Ладно, положим, похитить Галерникова он и сам бы, возможно, додумался, но когда я поняла, для чего ему понадобилась еще и жрица — для того, чтобы усилить галерниковский дар… Это мог ему подсказать только кто-то с весьма, как бы лучше выразиться, антикварным, что ли, разумом. Вот когда эта тень приобрела знакомые мне очертания. И до всей комбинации с "Ковчегом" Самаритянинов, я поняла, в жизни бы не додумался. Мне становилось все яснее, что и он, как те монархи, тоже всего-навсего марионетка в ваших руках.
— Именно так! — самодовольно произнес старикан. — Славно будет посмотреть на его тупую физиономию после того, как он это наконец уразумеет! Да, неплохая, согласись, была задумана комбинация… — Во взгляде его появился неприятный блеск. — И задумана она была не для того, — злобно добавил он, — чтобы одна какая-то дрянная девчонка могла вот так вот запросто ее сорвать!
— Собираетесь помешать? — спросила Нина.
— Уж будь уверена.
Нина насмешливо сказала:
— По-моему, вы несколько переоцениваете свои силы, Иван Арсентьевич, или как вас там нынче следует величать. Может, ваш пра-пращур и был в самом деле великаном, но с тех пор ваш род явно измельчал. Попридержи-ка, Дима, дедулю, — обратилась она к Еремееву, — как раз будет тебе занятие, а я пока — туда, за Галерниковым и твоей женой, по-быстрому.
Еремеев подошел к тщедушному старичку и стал перед ним, загораживая ему путь к проему.
— Но кое-чего ты все-таки, все-таки не просчитала, умненькая моя, — пропел старик. С этими словами он внезапно вложил два пальца в рот и пронзительно, залихватски просвистел, как это умели делать московские голубятники времен Еремеевского детства.
Еремеев услышал шаги за спиной и обернулся. В свете его фонаря обозначилась широкая фигура, в которой он сразу узнал Картошкина.
— Ну что, шустрые, допрыгались? — ухмыльнулся бывший афганец и спросил у старика: — Какой приказ, командир? Обоих валить?
— Нет, — ответил старик, — только этого, он мне без надобности, а девчонку держи, она может пригодиться.
— Беги! — крикнул Нине Еремеев.
Бросив фонарь, он кинулся на здоровенного предводителя архаровцев, однако с ходу получил под дых и, переломившись пополам, завалился на бок.
Нина, однако, не стала убегать. Картошкин неспеша приблизился к ней, взял своей лапищей за плечо.
— Ну и чего теперь с ней, командир? — спросил он.
— Держи крепче, как бы не ускользнула, она девчонка хитрющая. Связать бы!
— У меня и так не ускользнет!
— Как тебе мой сюрприз? — спросил Шмаков. — Какая ты ни умная, а мы тоже не лыком шиты. Я с глухаря этого, с Пришмандюка, противогаз снял, пускай поспит ветеран, да и на Валерочку противогаз его надел, пока парень этой дряни не нахлебался, так-то! Подумал: хоть и простенький — а все же тебе сюрпризик будет. Ты там крепко ее держишь, Валерочка?
— Нормально держу.
— Пустите меня! — теперь запоздало пыталась вырваться Нина.
— Ну-ну, шустрая, не дергайся, — посоветовал Картошкин, — теперь все равно не уйдешь.
— А это мы еще поглядим… — негромко сказала Нина.
Дальше произошло что-то удивительное. Нина вдруг упала на спину, а Картошкин, глухо икнув, на миг просто-напросто исчез.
То есть никуда он, конечно, Картошкин, не исчезал, на этот самый миг он лишь взлетел кверху. Просто в свете фонарика, валявшегося на полу, Еремеев не смог проследить его полет и сумел это понять это лишь долю секунды спустя, когда могучая картошкинская туша грохнулась оземь и осталась лежать бездвижно. Нехорошо он шмякнулся спиной, после такого падения не скоро встают.