Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
предлога, чтобы можно было зацепиться за нужную нить, ускользающую в
призрачные мечты, и вдруг перед глазами возник бородатый образ урусута, с
которым довелось поговорить на днях. Тот жил в деревне под названием
Дешовки, возле которой стали лагерем полки убитого темника Бухури.
Сиятельный запретил трогать жителей, желая выказать им тем самым доверие за
предоставленные дома и дележку припасами, поэтому мужики с бабами ходили по
улицам без опаски. Кадыру донесли, что кто-то из хашаров обмолвился о
кладовой, снабжавшей крепость необходимым, будто она находится недалеко, но
добраться до нее по распутице почти невозможно. Монголо-татарское войско
находилось на голодном пайке, каждая горсть зерна ценилась на вес золота, и
любая информация о продовольственных запасах в городах и весях урусутов
поступала сразу главным военачальникам, а небольшие отряды рыскали во всех
направлениях. Хашара вскоре прикончили урусуты же во время очередного штурма
стен, а к Кадыру привели того мужика, чтобы он мог выведать у него, где
находится склад. Он беседовал с ним через толмача, не нанося увечий и других
ран, но мужик упорно талдычил о том, что он человек маленький и княжьи
игрища с припасами для осажденных горожан ему как потемки. Джагун отпустил
тогда урусута домой, а сейчас вдруг вспомнил его смелое лицо с плутоватыми
синими глазами и усмешку презрения, кривившую большие губы. За мимикой, оскорбляющей воина орды, крылась уверенность в том, что никто из ордынцев не
посмеет нарушить приказ Гуюк-хана о неприкосновенности жителей деревни, и
что мужик знает местонахождение кладовой не по наслышке. Наверное, ведали об
этом все урусуты, но предпочитали уносить тайну в могилу, будто кто-то
неведомый, имеющий над ними безграничную власть, запечатал им рты печатями.
Так же случилось с урусутскими городами и погостами – ни один не раскрыл
ворота навстречу победителям и не вынес даров, как это было по всей Азии от
океана через бескрайние пустыни до высоких гор. Странный это был народ, предпочитающий, чтобы города превратились в пустыни, но стремящийся
сохранить в неприкосновенности честь и достоинство.
Кадыр тряхнул головой с накрученным на нее тюрбаном, затем кинул взгляд
на воинов, снующих вокруг юрты, над вершиной оставалось укрепить лишь
хоругвь, украшенную арабской вязью. Отдав десятнику приказ следовать с
воинами за ним, он резко потянул на себя повод и поскакал по направлению к
деревне Дешовки, не оборачиваясь на подчиненных, пустившихся вдогонку. Он
твердо помнил, что для достижения цели все средства хороши. Изба урусута
находилась почти в центре погоста, недалеко от изб, занятых Гуюк-ханом и его
свитой, но это обстоятельство не смутило джагуна, уверовавшего в удачу и
решившего идти к ней через трупы. Осадив коня перед домом, срубленным из
еловых плах, он молча указал десятнику нагайкой на дверь и отъехал в
сторону, ордынцы спешились и заковыляли к крыльцу. Привыкшие не слезать с
седел, они были похожи на вылезших из нор степных байбаков, отощавших за
зиму. Скоро в проеме показалась взлохмаченная голова бородатого мужика, широкого в плечах, со связанными за спиной руками и заткнутым тряпкой ртом, он таращил глазами по сторонам, не понимая, за что его схватили ордынцы и
старался освободить руки из пут. Воины подтащили его к свободному коню и
взгромоздили поперек спины, подтянув ноги веревками к голове, и все равно, когда низкорослый конь тронулся с места, носки поршней-сыромятных сапог
урусута заскребли по грязи. Джагун прикинул, не задохнется ли пленный, пока
его будут везти до юрты, и протянул жеребца трехвостой плетью, вдогонку
хлестнул было заполошный вой бабы и сразу оборвался от стрелы, пущенной в
нее почти в упор. Навстречу попадались отряды ордынцев, но ни один из воинов
не поинтересовался у Кадыра, почему он увозит урусута из деревни, охраняемой
от разгула завоевателей приказом Сиятельного. Если бы оказалось, что он
поступает неправильно, то можно было нарваться на неприятности, а кому их
хотелось, когда уже за Козелеском начинались дикие степи. Это означало, что
война с урусутами закончилась и что кёрмёс – душу умершего воина не сумели
захватить дьяман кёрмёс Эрлика – слуги хозяина царства мертвых, и не утащили
ее в подземелье.
В юрте с развешанными по стенам коврами и застеленным шкурами полом
Кадыр первым делом приказал развязать руки урусуту и вытащить у него изо рта
кляп. Тот все не мог придти в себя, обводя жилище похитителя налившимися
кровью глазами из-за опущенной во время скачки головы. Джагун дал ему
возможность осмотреться, затем подозвал толмача и, грубо ткнув рукояткой
плети мужика в грудь, спросил:
– Ты тогда не указал мне дорогу к козелеской кладовой. Мужик глубоко вздохнул и распрямил плечи, он наконец-то понял, для чего
его привезли в юрту, и что ожидает в ближайшее время. Но страх не изломал
черты удлиненного лица, не заставил бегать зрачками в поисках нужной мысли, должной спасти жизнь. Наоборот, большие губы подобрались и обрели отчетливый
рисунок, на щеках прорезались глубокие морщины, а высокий лоб разгладился.
Он переступил поршнями и принялся растирать запястья, натертые веревками, окидывая похитителей недобрыми взглядами: – Я тогда не знал, где искать ту дорогу, – густым басом сказал он, на