Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
которого все собрались. И хотя имя кандидата на командование десятью
тысячами воинов никто не знал, все были уверены, что монголы поставят на
этот пост тысячника Расуллу, служившего чингизидам верой и правдой со времен
битвы на реке Калке. Вот почему каждый старался выставить себя перед
собравшимися в юрте в выгодном свете, так-же, как каждый стремился выпятить
наружу отрицательные качества товарища, с которым делил до этого момента
один кусок лепешки. Несколько раз называлось имя Кадыра и терялось в
красивом славословии в пользу других кандидатов, джагун тоже пытался что-то
доказать, одновремено понимая, что бывшие друзья пекутся только о себе.
Наконец тысячник поднял руку, призывая к тишине, он приготовился объявить
имя заместителя на случай, если его изберут темником на совете левого крыла
войска в шатре Гуюк-хана, и если решение утвердит высший совет орды. В этот
момент полог откинулся и вовнутрь шатра вошел Гуюк-хан в сопровождении
нескольких приближенных, среди которых выделялся свирепым выражением лица
хан Бури, не снимавший руки с рукоятки китайского меча. На Сиятельном были
китайские доспехи поверх длинного кафтана, а голову венчал золоченый шлем, украшенный драконами. Кипчаки вскочили с ковриков и замерли в почтительном
поклоне, Кадыр как бы нечаянно стукнул ножнами о пол, стараясь привлечь
внимание чингизида к своей персоне. Это ему удалось, сын кагана всех монгол
едва заметно покривил губы в легкой усмешке, он шумно вздохнул и прошел на
середину шатра. Слуги втащили за ним невысокое возвышение, отодвинув ковры, на которых сидел тысячник, поставили на их место походный трон и
растворились в полутьме. Гуюк-хан опустился на мягкое сидение и возложил
руки на подлокотники, на пальцах сверкнули искрами множество богатых
перстней, разукрашенных замысловатым плетением золотых и серебряных
проволочек. Почти все перстни были именными, они принадлежали когда-то
хорезмским и самаркандским шахам с персидскими халифами и султанами с
китайскими императорами, и были подарены монгольским завоевателям не
владельцами, а были сорваны с отрубленных пальцев коронованных особ.
Сиятельный поправил на груди золотую пайцзу и позволил присутствующим
присесть на свои места. Узнав, что кипчаки еще не выдвинули кандидата на
место тысячника, но что единодушно поддерживают на пост темника Абдул
Расуллу, он огладил пальцами голый подбородок и окинул собравшихся властным
взглядом:
– Совет чингизидов и темников левого крыла войска утвердил тысячника
Абдула Расуллу на место убитого в бою темника Бухури. – сказал он и поднял
вверх раскрытую ладонь. – Пусть бог Тэнгре благоволит к нему в небесных
чертогах.
– Да будет так! – повторили как заклинание военачальники. – Аллах
акбар!
Сиятельный проследил, чтобы чалмы и тюрбаны чернобородых в большинстве
кипчаков склонились как можно ниже, затем подался чуть вперед и с нажимом
сказал:
– Я не буду возражать, если на пост Расуллы вы назначите сотника
Кадыра. Это воин, успевший прославиться при взятии урусутских крепостей, его
тело в шрамах, но воинский дух остался прежним, – он сдвинул редкие брови и
продолжил. – Как только Кадыр поменяет юрту сотника на шатер тысячника, ему
будет поручено важное задание, связанное со штурмом крепости Козелеск.
Окситанские требюше с другими стенобитными машинами переправили через реку
Жизыдары, осталось установить их напротив ворот, выходящих на южную сторону.
Военачальники вежливо склонили головы, но решение Сиятельного
поддержали не сразу, последние слова сказали о том, что войско будет
находиться под стенами непокорного города до тех пор, пока не схлынут
весенние воды и не подсохнут дороги. А это означало, что заботиться о
пропитании придется с удвоенной силой, не оглядываясь на запас зерна в
обозе, который предназначался лишь для монгольских и татарских всадников.
Кадыр чутко уловил перемену настроения в соплеменниках, он с начала
совещания ждал момента, должного стать для него звездным, рассчитывая, что
обсуждение кандидатуры затронет болезненную тему нехватки продовольствия для
людей, и фуража для животных. И чудо свершилось, несмотря на то, что о
припасах никто не обмолвился ни словом, вопрос витал в воздухе подобно
запаху амбры, которой слуга освежал воздух внутри шатра. Джагун собрал волю
в кулак, затем вскинул подбородок, дерзко оглядев начальственный состав
кипчакских полков, обратился к Гуюк-хану: – Сиятельный, перед тем как мои воины оседлают стены урусутской
крепости, я обещаю тебе найти кладовую Козелеска, забитую по крыши припасами
для ее защитников, о которой ходит много сплетен, – он сглотнул слюну и еще
выше поднял голову. – Я знаю, где ее искать.
В шатре установилась настороженная тишина, никто не ожидал, что сотник
огласит сведения, о которых толком не ведал никто. Было видно, что Гуюк-хан
напрягся тоже, это был главный вопрос для войска, за решение которого
джихангир мог простить любые прегрешения, а курултай в Каракоруме, когда
весть достигнет Монголии, расценить как самую большую победу над врагом. С
нахождением таинственной кладовой прекратился бы падеж животных, а отряды