Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
половину расстояния, как со стены послышались громкие крики: – Темрюк, хватов сын, ты кого к нам со своей ловитвы привел?
– А пошто сам не торкнулся в воротину? – Это дружина козлян, или к нам на помощь пришли черниговцы? Темрюк шел рядом с Вяткой и улыбался в лопатистую бороду, ему было
приятно, что его здесь не забывали, но с ответом не торопился, соблюдая
ратный устав. Вятка думал по другому, он махнул рукой дружине, оставшейся на
вершине бугра, чтобы вои начали спускаться, затем сказал дружиннику: – Отвечай серёнцам как надоть, индо они продержат нас перед воротами до
вечера, а нам нужно загрузиться припасами до полдня и отправиться в обратный
путь, чтобы вернуться в крепость не среди бела дня.
– Это так, а еще надо проводить хлебный поезд до сбегов, что пошли
обживать Святой холм, – согласился тот, не в силах согнать с лица улыбки.
– Поезд поведут два воя от сотника Рымаря, а нам надо скорее домой, там
ноне каждый ратник наперечет.
– Это так, – снова подтвердил собеседник. Он набрал полную грудь
воздуха и крикнул – Старшина Евстафий, отворяй ворота шире, да встречай
походную козельскую дружину. Выжлецов-то своих придержи, индо порвут нас, медвежьи выследы.
От кучки кметей на башне отделился бородач в тегиляе, надетом на
толстую свитку, он приветственно поднял руку, потом наклонился с навершия
вниз и что-то крикнул воротным. Окованные железом створки громко заскрипели
и открылись вовнутрь погоста, от них начиналась единственная улица, по бокам
которой стояли крытые соломой истобы. Дружина Вятки вошла в городок и ворота
сразу затворились, предоставив ратников пристальному рассмотрению огромной
стаей темно-рыжих и дымчатых выжлецов, кровожадно облизывавших языками морды
со вздернутыми носами. Но это неудобство было еще не главным, за стаей собак
переминались с лапы на лапу несколько медведей с железными кольцами в носах.
Поводки от ошейников находились в руках отроков со смурыми лицами и с
взрослой решительностью в глазах.
– Нас тут встречают как княжьих тиунов, – негромко сказал Темрюк, не
переставая вертеть шеей по разным сторонам. – Того и гляди отдадут на
съедение вон тем зверям.
– Сами звери-то вроде гладкие, значит, еще не оголодали, а мы в весе за
время осады крепости успели потерять, – присмотрелся к животным Бранок. –
Это нас надо подкармливать.
– Для того сюда и пришли, – усмехнулся Вятка, довольный бодрым
настроением в дружине. – Гли-ко, собаки начали от нас носы воротить.
– Зато медведи стали точить когти, – засмеялся Охрим. – Чую, братья, будет нам тут и обед, и медовуха. К ратникам спешил староста Серёнска, за которым не поспевали несколько
помощников, обремененных мечами. По улице к ним бежали горожане, облаченные
кто во что и вооруженные кто чем успел, лица у всех выражали любопытство, смешанное с долей доброжелательности. Это придало Вятке забот, он повернулся
к отряду и скомандовал:
– Пока не обзаведемся припасами, строя не покидать и не
растелешиваться.
– Вятка, под такой охраной разве далеко уйдешь? – отозвался кто-то из
дружинников под общий смех. – Как бы серёнцы нас самих не полонили, вота
будет потеха.
В хоромах Евстафия было жарко натоплено, дым от печки поднимался
крутыми космами к продуху под крышей, иногда порывы ветра заталкивали его
обратно и он начинал стелиться по бревенчатым стенам, ища новый выход.
Длинные сенцы соединяли все помещения в единое целое. В клети, пристроенной
к терему, сохли натянутые на роготули шкурки белок, колонков и горностаев с
лисами, там же были бычьи и медвежьи шкуры, между ними ходили телята с
козлятами, выскочившие из яслей. В прихожей бегала челядь с разносолами на
больших тарелках, с мазями и тряпками для перевязки ран. На женской половине
в светелке висели образа, перед которыми горели лучины, полати были
застелены покрывалами, сплетенными из лыка, поверх лежали аксамитовые
накидки. Оттуда выбегали бабы и девки, это были жены, сестры и дочери
большого семейства Евстафия, они помогали челяди управиться с делами. Вятка
вместе с Темрюком и другими помощниками сидели в гриднице на лавках, поставленных вокруг крепкого стола из дуба с яствами на нем, они уже
загрузили припасы в рогожки и навьючили их на мунгальских коней, готовясь
отправляться в обратную дорогу. Супружница старшины, живая баба за тридцать
пять весей, прикладывала к ране на щеке Бранка толченую смесь из
подорожника, кипрея и тысячелистника, залитую медом и какой-то вонючей
смолой. Этой же мазью она снабдила других ратников, пострадавших во время
стычки с ордынцами, их врачевали в прихожей. Старшина серёнской дружины
Евстафий, крупный мужик в бахтерце и при мече небывалых размеров в ножнах, украшенных рубиновыми камнями, взялся за серебряный кубок с рубинами же по
его бокам, наполненный хмельным пивом, и сказал: – Дорогие гости, вы подтвердили плохие вести, которые принесли сбеги, добравшиеся на наш погост несмотря на распутицу. Теперь мы будем знать, кто
может нагрянуть в эти глухие края, чтобы дать поганым достойный отпор, а до
этого дня мы жили только слухами о нашествии на Русь ордынского войска, – он
поднялся из-за стола и перекрестился двуперстием на темные образа в углу
гридницы. Но потом махнул рукой и воздел глаза к потолку. – Помогите нам