Козельск - Могу-болгусун
Шрифт:
человека члены сводит, а животное враз пойдет на дно.
Вятка оглядел поезд, вытянувшийся вдоль берега, и без сомнений в голосе
отдал ратникам приказ:
– Снимайте рогожки и раскладывайте их на ушкуях, а лошадей пускай
забирают проводники сотника Рымаря, они там будут нужнее, – затем помолчал и
добавил. – Ежели кони нам понадобятся, то мы опять сходим на охоту.
Поезд для сбегов почти в сотню коней, соединенных между собой
чембурами, втянулся в лес под водительством старого ратника и отрока и
растворился между деревьями. Вятка запрыгнул в ушкуй, качавшийся у берега, пришла пора торгаться в путь по реке, разлившейся подобно озеру. Солнце
успело закатиться за черные вершины деревьев, оставив после себя лишь
светлые полоски между грозовых туч. Весла, обмотанные тряпками, разом вошли
в воду и просевшие бортами ушкуи отошли от берега, на середине реки их
подхватило течение и понесло вниз, к стенам крепости, до которой было немало
верст. Теперь первой плыла лодка воеводы, потому что на обратном пути
опасность могла подстерегать только спереди. Все было хорошо до момента, пока поезд не дошел до поворота, перегороженного бобровой плотиной.
Свободной от бревен оставалась лишь стремнина и другая сторона реки с
торчавшими из воды деревьями и кустами, вдоль которой они пробирались, когда
шли в Серёнск. Посередине течение было таким быстрым, столько было
водоворотов, что Вятка решил опять прижаться к противоположному краю. Но
усилия гребцов вывести ушкуи на спокойную воду оказались напрасными, во
первых, они не успели начать разворот заранее, когда течение было не таким
сильным, а во вторых, лодки, груженные рогожами с продуктами, оказались
неповоротливыми, похожими на тяжелые бревна. Так они и вошли в створ, оставленный бобрами для схода воды и прохода рыбы на нерестилища, кто боком, а кто кормой. У плотины ушкуй Вятки поймал бортом высокую волну, его втащило
в воронку и начало закручивать наподобие осеннего листа, погружая все
глубже. Гребцы поняли, что попали в западню, из которой вряд ли выберутся
самостоятельно, к ним приближалась вдобавок лодка Темрюка, грозя наскочить
носом на борт, низко сидевший в воде. Вятка вырвал из рук у одного из
ратников весло, уперся в нос надвигавшейся лодки, но оттолкнуть такую махину
ему было не под силу. И он захрипел, с трудом поворачивая к воям напряженную
шею:
– Упирайтесь веслами и сулицами в лодку, толкайте ее от нашего ушкуя. С десяток весел воткнулись с обеих сторон в доски бортов, увеличивая
расстояние между ними, но эта мера оказалась бессильной против стихии.
Водоворот продолжал наращивать мощь стараясь затянуть в темную глубь и
второй ушкуй, вода билась тугими струями в корпуса, перехлестывая через них
и клоня лодки вниз. В какой-то момент Вятка почувствовал, что дно уходит
из-под ног, он инстиктивно присел на корточки и уцепился пальцами в борт, стараясь удержаться в судне. Рядом с лицом стремительно понеслись ледяные
струи воды, закрученные в жгуты, от которых пахнуло реальной опасностью. Они
показались такими жесткими, будто отлитыми из металла, что избежать их
объятий не представлялось возможным. Вятка приготовился дотянуться до
рогожек с зерном и другими продуктами, чтобы выбросить их в воду и облегчить
тем самым лодку, мельком заметил, как ратники нацелились освободиться от
доспехов и от поясов с мечами и ножами. Так-же надумали поступить гребцы
Темрюка, побросавшие весла на дно и начавшие срывать с себя оружие.
Расстояние до берегов было не близкое, они успели укрыться за тьмой, продолжавшей стремительное наступление, превращавшей реку в глубокое озеро.
Если бы случилась беда, вряд ли кто из ратников сумел бы доплыть до кустов
краснотала и ухватиться за них, тем более, что воронки чернели одна за
другой, они возникали внезапно и так-же внезапно исчезали, успевая
заглотнуть все, что в них попадало. А ледяные струи продолжали гон, они
словно стремились достичь дна по узкой спирали, не оставляя шансов на
спасение. Вятка смахнул рукавом обильные брызги и обратил лицо в ту сторону, где находилось капище славянских богов, то самое, куда ушли козельские сбеги
обустраивать новое место жительства. Губы его беззвучно зашевелились, призывая на помощь богов, которые крепко сидели в сознании вятичей, не давая
с наскока окунаться в православную новую веру. В следующее мгновение ушкуй
напрягся и стрелой вылетел из воронки, сумевшей наполовину затащить его
вглубь, за ним устремилась вторая лодка, будто поддатая под корму речными
духами. Сильное течение подхватило их, отнесло ближе к берегу и закачало на
спокойной волне, дозволяя перевести дух. Вятка отер со лба пот рукавом
фофудьи и оглянулся назад, но в темноте можно было разглядеть лишь одно, как
остальные ушкуи ныряют утками в водовороты за плотиной и как объявляются
опять на поверхности реки, пытаясь развернуться носом по стремнине. Когда
стало ясно, что все благополучно прошли опасный участок, воевода покосился
на Темрюка, державшегося за ним, но ничего не сказал. Ведь дружинник ходил
этим путем летом, при том налегке, а по распутице охотники сидели по
истобам, значит, он не мог ведать, что река по весне таит в себе много