Козий Бог
Шрифт:
Ещё Маша знала, что однажды Козий Бог придёт за сторожем. Придёт за всеми теми, кто знал его тайну. А потом он придёт за Машей.
И вот, спустя двадцать лет, Маша вновь встретилась с хозяином коз. И на его мохнатой звериной морде застыла широкая косая улыбка.
– Вот мы и встретились, меченая.
Липкий страх, холодные руки. Маша глубоко вздохнула, но дрожь лишь сильнее забила. Она сидела на потрескавшейся, поломанной траве, под густым слоем которой скрывалась влажная земля, вокруг только сухие камыши, бетонные плиты и лес, и болото. Кричи сколько хочешь - не услышат.
Дышать.
***
В участке майор хотел взять из хранилища оружие, потому что табельного явно недостаточно, и одолжить поисковую овчарку, старого Овода. Папка с делом, раскрытая, лежала на столе. Майор остановился. Он прекрасно помнил, что тем летом произошло. Воспоминания прорвали барьер, который он возводил многие годы, и вырвались наружу.
Ранним утром мальчик Паша, ещё не знавший, что хочет однажды работать в полиции, проснулся до петухов. Всю ночь он проворочался, и едва за окном посветлело, решил встать. Старший брат Олег спал, уткнувшись лицом в подушку. А Пашу мучила совесть за то, что он высыпал пиявок Маше за шиворот. Маша была очень смешной, забавной девочкой с длинными русыми косичками. Паше всегда так хотелось дёрнуть за них, подбежать и дёрнуть, когда девчонки шли впереди. Но Паша стеснялся, потому что точно знал: Олег всё лето будет дразнить. А Олега Паша уважал. Но и с Машей хотелось дружить. У неё были самые длинные косички в деревне.
"Надо бы извиниться". Но как извиниться? Девочки, они ведь обидчивые. А Маша ещё так испугалась. Надо насобирать ей васильков, а самые красивые васильки растут на лугу у железной дороги.
И мальчик тихо выскользнул из дома. На улице свежо. Водомерка бегает по поверхности воды в бочке, с трубы по капельке стекает ночной дождь. Дождь - почти прозрачный, вода в бочке с оттенком ржавчины, и у водомерки длинные ноги, длиннее, чем у здоровенной цикады, которую Олег поймал вчера вечером и посадил в банку.
Паша снял крючок с калитки, тихо вышел, закрыл за собой. Пробежался по мокрой от росы и дождя траве, вышел на главную дорогу в садовом товариществе, и бегом, бегом, пока не передумал, помчался к красным воротам. За ними начинался лес. Тропинка, по краям усеянная иван-да-марьей, струилась через лес к железной дороге.
По гранитному откосу взобрался на насыпь железнодорожных путей. Огляделся. Семафор зеленый. Значит, можно идти спокойно. Впереди на путях что-то лежало.
Тело.
Пахло плохо, так пахнет мясо, если его забыть на разделочном столе. А если на очень долго забыть, то потом даже кот не будет есть.
Паша в нерешительности остановился, но любопытство пересилило. Подошёл ближе.
– Эй, мальчик! Что это ты по путям гуляешь один?
– окликнули его.
Паша оглянулся. К нему шёл мужчина с рюкзаком на одном плече. На утреннюю электричку хотел попасть.
– Чего один гуляешь? Где твои родители? Опаньки, а это что тут лежит? Ну-ка, мальчик, отойди. Нечего тебе на такое смотреть. Давай, шуруй отсюда, а я ментам позвоню.
И Паша потопал домой. Цветов так и не нарвал, только один-единственный василёк, но это не в счёт, и с Машкой не помирился.
Майор хорошо помнил лицо того мужчины, который отогнал его от тела на железнодорожных путях, от тела бабы Тани, смерть которой так и осталась не раскрытой. Следователь в тот раз только на полчаса заглянул в садовое товарищество, поспрашивал, опросил мужа покойной. В деле муж значился как главный подозреваемый, но ничего доказать не смогли. Майор вспомнил, что сейчас муж бабы Тани, наверное, сидит в кутузке. Его забрали, когда нашли у его дома подвешенное тело.
– А я так и не поговорил с ним. Вряд ли он Козий Бог. Надо поболтать для протокола и отпустить.
А лицо того мужчины, который отогнал мальчика Пашу от трупа, майор хорошо помнил. Он, постаревший, лежал на столе у Вареньки.
Майор вернулся в морг.
– Тело ещё не забирали?
– Да как забрать, не опознали же?
– ответила Варя.
– Думаю, это Антюхин Дмитрий Григорьевич, шестьдесят второго года рождения.
– Почему?
– В одном из прошлых дел он проходил свидетелем. Я теперь его вспомнил.
– Думаешь, связано?
Майор неопределённо кивнул.
– В отчёте написано, что у него там какая-то отметина или татуировка была?
– Да, одна, - Варя открыла холодильник и выдвинула ячейку с телом.
– Вот.
У Антюхина на груди татуировка - козьи рога. Как у Ани Безликовой. Как у Анфисы Василеновой. Сам себя отметил. И татуировка похожа на ту отметину, что чернела у Маши на плече. Только татуировка была ровная, аккуратная, а отметина как болячка, как родимое пятно, как язва.
"Они все меченые были. Он их всех отметил, а теперь вернулся..."
Оставалось только поговорить с заключённым сторожем, дедом Степаном, который, говорят, был специалистом по Козьему Богу. Он, наверняка, расскажет какой-нибудь фантастический бред, но поговорить с ним уже давно пора.
Охранника не было, филонит где-то. Краем глаза майор увидел журнал посещений, а там своё имя.
– Но я же не приходил!
Не очень хотелось заглядывать в камеру. Но нужно было убедиться. Предчувствие неотвратимого охватило. Старые кошмары рвались наружу, и голос зашептал в ухо: "это всё правда, всё правда".
Тело сторожа - там. Растерзанное и с кровавыми отметинами от рогов, которыми его проткнули. А рядом с телом лежало удостоверение полицейского, выроненное в борьбе. Майор сунул руку в карман. Но его удостоверения там не оказалось. Может, потерял вчера в лесу.
Майор быстро поднялся в кабинет. Осторожно заглянул, никого не было. Открыл сейф, взял казённые деньги. Открыл хранилище, взял ружьё и патроны, второй пистолет и патроны. Подошёл к столу Анфисы, на спинке стула висел один из её шарфов, сложил в пакет.
Спустился во двор.
Старый Овод лежал на цепи.
– Пойдём, мой хороший, -майор отвязал цепь.
– Пойдём. Анфису помнишь? Вот пойдём искать, где её держали. Давай, мальчик, вставай, хороший мальчик.
Овод очень лениво поднялся и пошёл за Пашей.