Козий Бог

Леднева Дарья Михайловна

Овод, радостно взвизгнув, помчался к машине.

– Куда ты? На ночь-то глядя?
– крикнул ему из сарая Капитанов.

– Да я вернусь скоро. За Машей присмотрите.

В городе стоило быть осторожнее, всё-таки он в розыске. Могли увидеть. Паша аккуратно подкатил к тату-салону и припарковался в переулке. Уже стемнело. Зажглись немногочисленные городские фонари, освещая ночь разводами жёлтого жира. Мотыльки бестолковой пылью клубились у ламп.

Паша вспомнил, как часто встречался здесь с Аней, ещё до её исчезновения. "Только

где Аня теперь? Может, уже никогда и не вернётся".

Аня не хотела, чтобы на работе знали об их отношениях, поэтому приходилось назначать свидания подальше. Однажды Паша застал Аню со странным мужиком, с проседью в спутанных чёрных космах. Завидев издали полицейского, он быстро скрылся в салоне. Аня, смеясь, объясняла ревнивому парню, что это всего лишь мастер, главный мастер в салоне... А через неделю у Ани появилась та самая рогатая татуировка.

Несмотря на поздний час, тату-салон ещё работал. Ядовито-белым горела продолговатая лампа, освещая лишь центральную часть комнаты, а по углам и у стен дымился сумрак. Тени протягивали лапы к фотографиям на стене, искажая до фантастических чудовищ львов и тигров. Парнишка из местной шпаны, Женя-Пуля, сидел с клиентом и показывал ему картинки в пухлом каталоге.

– ...Но это так развлечение. А если хотите что-то реально стоящее, то вот это бомба! Зацените рога. Крутые, да?

– И что тут особенного?
– недоверчиво спросил клиент. Он сидел спиной к вошедшему, и можно было разглядеть лишь волосы, заплетенные в аккуратную ровную косичку, и ворот кожаной куртки, поднятый и закрывающий шею.

– Да в этой татушке есть всё! И вызов, и борьба, дерзость, ярость, протест. Эта татушка - символ, вызов страху, символ презрения к страху.

– Ну, прикольно звучит, - согласился клиент.

– Ага. Только её мастер всегда сам наносит, - чуть разочарованно добавил Женя-Пуля.
– Типа у него какой-то особый ритуал для посвящённых. Так что если она вам нравится, могу вас к нему записать. Он вам побольше про символ расскажет.

– Ну-ка дай сюда, - вмешался Паша и, перегнувшись через стол, выхватил у шпанёнка каталог, толстую папку на трёх кольцах. На раскрытой странице красовались те самые рога, которые были и у Ани Безликовой, и у Анфисы Василеновой, и у Антюхина.

– А что б тебя, - выругался Паша.

Женя-Пуля вцепился в каталог пальцами, под ногтями которых скопилась чёрная грязь, и потянул на себя.

– Наш главный мастер Григорий Арамисович делает такие метки.

– Метки?

– Ага, он сам их так называет. Типа ритуал, всё такое. Круто, да? Типа сделал татушку и всё, ты уже особенный, типа будто в ордене каком состоишь.

– И где Григорий Арамисович сейчас?

Шпанёнок недоверчиво посмотрел на Пашу.

– Павел Антонович, а вы в курсах, что вы в розыске за убийства?

– Сейчас будет на одно больше, если не скажешь, куда Григорий Арамисович делся.

– Минут десять назад уехал, - стушевался Женя-Пуля и даже выпустил драгоценный каталог.

– А куда уехал?

Женя-Пуля пожал плечами, но ответила девица-администратор, сидевшая у окна, куда не доходил свет лампы. Лицо её озаряло голубоватое сияние от ноутбука.

– Да у него где-то дачный участок. Вроде коз разводит, только где не знаю. Или может к клиенту. Он иногда выезжает.

Подумав, Женя-Пуля написал адрес дачи Григория Арамисовича.

Взглянув на листок, Паша нахмурился. Этот адрес он знал. Участок много лет пустовал, находился на отшибе, несколько раз местная шпана разжигала там костры, один раз - поножовщина. А теперь, стало быть, хозяин объявился.

– Ладно, бывайте.
– И уже уходя, Паша обернулся и добавил: - Чтоб завтра к вечеру список всех, кому накололи такие рога, скинул мне на электронку. Понял, пацан? Адрес помнишь, да? Если забыл, у матери своей в бумагах посмотри. И чтоб ни слова никому.

– Так точно, Павел Антонович, - шпанёнок шутливо отдал честь. И когда Паша ушёл, а следом за ним и смущённый клиент, Женя-Пуля ещё долго сидел и смотрел в чёрное окно, где горел одинокий уличный фонарь.

Паша ехал по знакомой дороге, по зверосовхозу, проехал мимо "теплиц" с песцами Михи, прополз по ухабам вдоль кладбища и остановился. Съезд с главной дороги порос высокой густой травой, кое-где торчали одинокие ветки ежевики, в свете фар похожие на когтистые лапы. Паша достал из багажника ружьё. Проверил: заряжено дробью.

Дом Григория Арамисовича прятался за зарослями. Колючие веточки сладкой малины поднимались по забору, цепляясь за вылезавшие из гнёзд ржавые гвозди, чёрная облепиха топорщилась рыжими гроздьями. В доме горел свет. За занавеской мелькнула косматая тень.

Паша хотел перелезть через забор, но увидел, что на штакетинах висят мешочки. Один раскрыл - барвинок и аир. Нечисть отгоняет. Как у Маши. Присмотревшись, Паша понял, что мешочки-обереги висят на каждой штакетине. Где-то повыше, где-то пониже, чтобы злоумышленник их сразу не заметил.

В темноте нащупал калитку. Не заперто, только кольцо из проволоки накинуто на две штакетины, соединяя забор и калитку.

Овод тихо завыл.

В темноте паслись бессонные козы. Луна бликами отражалась от их рожек, а в хитрых глазах бесновались огоньки.

Дверь дома отворилась и выпустила поток света, а вместе с ним и чёрную косматую тень.

– Кто здесь?
– крикнул Григорий Арамисович в темноту. Голос звучал низко и грубо, как задыхающиеся удары о наковальню.

Паша замер. Свет до него не доходил, но стоит только открыть пошире дверь.

Затаить дыхание. Не шелохнуться... Овод выбежал на свет, приманенный неуловимым запахом еды, выползшим из дома.

– А, это вы, заходите, - бросил в темноту Григорий Арамисович и скрылся в доме, не захлопнув двери.