Козни качка
Шрифт:
— Это что, секрет?
Он отрицательно качает головой. Нет.
Я сглатываю комок в горле, давая ему дерзкий ответ:
— Этого нет в интернете?
На этот раз он кивает, его белые зубы играют в прятки между губами.
— Да, это есть в интернете, но, похоже, ты единственная, кто не искал его.
— Я бы хотела узнать его сейчас.
— Я это вижу.
И он дает мне желаемое, так близко и лично, дуновением ветра против моей кожи. Я чувствую запах пива, которое он пил раньше, и холодный предзимний воздух,
— Стерлинг.
— Стерлинг, — выдыхаю я, не в силах остановиться.
Я повторяю его про себя, романтизируя звучание.
Безукоризненный. Да. Он похож на Стерлинга.
Это сильное мужское имя. Капризное и немного мечтательное имя героя любовного романа.
Сексуальное.
Предназначенное для тихих стонов и прерывистых вздохов в спальне.
Рррррр.
— Ты хочешь, чтобы я так тебя называла?
— Тебе и не обязательно это делать. — Если только ты сама не захочешь. Он не произносит последнюю часть вслух, но я почему-то знаю, что он имеет в виду.
Я извиваюсь на своем месте, а он остается сидеть на корточках передо мной, расставив ноги и свесив руки между бедер, балансируя на корточках.
Кровь бежит по всем венам моего тела, нервы вибрируют, когда он кладет костяшки пальцев мне под подбородок, чтобы поднять мой взгляд, и ласкает мою челюсть своим гигантским большим пальцем.
— Что ты делаешь? — шепчу я.
— Даже не знаю.
Краем глаза я замечаю деревянные качели в конце веранды, покачивающиеся на легком ветерке. Туда-сюда, поскрипывая. Они старые, подвешенные на шатких ржавых цепях, краска стерлась много лет назад и никогда не была заново отполирована.
Я прерываю этот момент, будь я проклята, если не сделаю этого, потому что мои нервы не готовы к этому горячему моменту.
— М-можешь помочь мне встать? — Мой голос дрожит. — Я собираюсь покачаться на качелях.
Роуди встает, протягивает мне свою большую раскрытую ладонь, и прежде чем взять ее, я изучаю подушечки его пальцев: грубые, мозолистые и крепкие.
Руки того, кто много работает, кто прикладывает усилие.
Я провожу рукой по чувствительной коже, обхватывая его большим пальцем, и он тянет меня нетребовательным рывком, пока я не становлюсь на обе ноги.
Шипение. Трепет.
Я вздрагиваю.
— Спасибо.
Он молча смотрит на наши сцепленные ладони. Сжимает мою маленькую ладошку в своей гигантской, и я замечаю контраст в нашей коже. Темнота и свет. Грубый и мягкий.
Затем он тянет меня к качелям.
Мы вместе плюхаемся на сиденье, мои ноги едва касаются земли, и я с некоторым усилием толкаю ее носком коричневого ботинка.
— Откуда ты родом? — Он вызывает у меня ненасытное любопытство.
— Флорида.
— Флорида! — я почти кричу.
Атлантический океан. Песок. Солнце.
Морская жизнь.
Кораллы и рыбы-клоуны.
Я
— Прости. Я не хотела кричать.
— Хорошо, я понял. — Он переплетает наши пальцы, и я хочу умереть. — Ты и твоя одержимость океаном. Если бы ты сказала, что выросла на стадионе «Доджер», я бы тоже закричал.
Такой милый.
Я сдерживаю улыбку, прикусив нижнюю губу, наблюдая, как мои ноги ударяются о половицы, давая качели еще один толчок.
— А как насчет тебя? Откуда ты? — спрашивает он в свою очередь, бросая на меня косой взгляд, изучая мой профиль.
Я чувствую, как он скользит по моему лицу, поэтому заставляю себя смотреть прямо перед собой, щеки пылают.
— Я отсюда, примерно в двух с половиной часах езды на север. Полагаю, это делает меня местной?
Айова. Длинные участки шоссе и соевые поля. Кукуруза.
Без выхода к морю.
— Почему ты не остался во Флориде? — Спрашиваю я в ночное небо, высматривая звезды среди скоплений серых облаков. — Разве там нет приличной бейсбольной программы?
Лучше, чем приличная, она феноменальная. Я слышала, как мой отец поэтично описывал это дюжину раз, когда моя семья ожидала, что я поступлю в Филадельфийский университет.
— В Таллахасси? Да, есть приличные. — Он скромничает, университет входит в пятерку лучших по бейсболу в стране. — Но они не предложили мне достаточно денег, чтобы играть там.
— Из какой части Флориды ты родом?
— Из Таллахасси. — Он грустно усмехается. Звук выходит гортанный и глубокий, такой глубокий и чувственный, что я благодарна мраку, скрывающему жар, ползущий по моим щекам, и звукам из дома, заглушающим стук моего бьющегося сердца.
— Ты хотел убраться оттуда к чертовой матери, да?
— В основном. Вырасти в университетском городке, а потом остаться в этом же университетском городке? Они не могли предложить мне достаточно, чтобы я остался, честно говоря. Моя мама приходила бы каждый чертов уик-энд, чтобы привезти мне передачки и прочее дерьмо.
— Я знаю, но… Флорида.
Мой тихий вздох — мечтательный и тоскливый.
Солнце, песок и купальники…
— Когда ты так шепчешь это слово, становится жутко, — он смеется, и я толкаю его локтем, дразня. Флиртуя. — У тебя кораллы, дельфины и всякое странное дерьмо в голове.
Виновна.
Он тоже у меня в голове.
— Я все еще не понимаю, как кто-то мог уехать из Флориды. — Я знаю, что это звучит немного чересчур, но мне все равно. Я бы все отдала, чтобы жить на побережье, рядом с открытым морем, с волнами.
— Потому что там жарко и многолюдно, и куда бы ты ни пошел, всюду полно назойливых туристов или сезонных птиц, прибывших в город на зиму.
Он толкает качели вперед, когда они замедляются.
— Это не может быть причиной, по которой ты туда не пошел.