Козыри богов
Шрифт:
– Нести?
– удивился Дроп.
– Вот этакого вот верзилу? Да он один весит как два моих стражника, причём вместе с доспехами. Развязать ему ноги, да пусть сам идёт, раз ещё не преступник.
– Я бы не советовал. Кто знает, что у него на уме. Вдруг сбежать попытается. Дерётся он, по моим сведениям, просто мастерски. А ногами, мне думается, он умеет драться ещё почище, чем руками, - предупредил Егор.
До тюрьмы конвоиры, кряхтя и тихо ругаясь сквозь зубы, несли меня по вечернему городу на импровизированных носилках из алебард. В узкие двери узилища носилки не прошли. Трое стражников, пыхтя, подняли меня: один за ноги, двое за плечи. Втащили внутрь, аккуратно
– Ты и ты, - донёсся с улицы властный голос Дропа, - остаётесь здесь на посту. Через два часа пришлю смену.
Унылый вислоусый тюремщик запер на большой амбарный замок дверь-решётку и присел напротив на колченогий табурет, тупо уставившись на меня и крутя на пальце связку массивных ключей.
– Будь человеком, хотя бы ноги развяжи! Затекло всё, - попросил я его, но в ответ получил лишь кривую презрительную ухмылку.
Я незаметно пытался ослабить свои путы и в то же время присматривался к двери: хватит ли сил её вышибить? Однако ренегат-Егор упаковал меня очень добросовестно, и ослабить верёвки не удавалось ни на йоту. Я попытался связаться с Асуром, и спустя небольшое время перед глазами вырисовалось то, что видел пёс: клетка из толстых деревянных брусьев. Да уж, пёс мне сейчас не помощник! Его самого выручать надо! И тут мой взгляд упал на чуть торчащую из-за голенища сапога тюремщика ручку ножа. План созрел мгновенно.
– Послушай, служивый, что хочу тебе сказать. Есть у меня с собой деньги, и немалые: почти два гросса тимами, да золота немножко, - при этих словах тюремщик насторожился, его лицо приобрело алчное выражение.
– Вот тут, за пазухой, - видишь шнурок на шее?
– кошель висит. Завтра у меня, один тарк, всё это отберут. Так уж лучше ты бы эти денежки себе взял, а мне в благодарность из трактира покушать бы принёс. И пивка...
– Ну...
– впервые разомкнул рот тюремщик.
– Принесу... Токо ты того... Не балуй! А не то...
Он куда-то сходил и, вернувшись с устрашающего вида деревянной, окованной железом дубинкой, отомкнул дверь. Засунул ключи за пояс, вытащил освободившейся рукой из-за голенища нож и стал осторожно приближаться ко мне, не отводя жадного взгляда от шнурка на моей шее. Едва он оказался в зоне досягаемости, я, спружинив тело, сделал круговое движение ногами: сначала подсечка снизу, а затем, на нисходящей, припечатал голову рухнувшего тюремщика к полу.
– А ведь обманул бы ты меня: не пошёл бы за пивом...
– с укоризной покачал я головой, обращаясь к бесчувственно лежащему телу.
Руки к этому времени уже затекли так, что я не чувствовал кистей, был не в состоянии даже чуть-чуть пошевелить пальцами. Подобрал с пола зубами нож, распилил им стягивающую предплечья верёвку и довольно долго сидел, ожидая, когда восстановится кровообращение и руки вновь станут послушными. Затем освободил ноги, после чего пришлось ждать ещё столько же, чтобы появилась возможность подняться.
Я вышел в коридор, запер камеру и бросил ключи в дальний угол. В маленькое, единственное во всей тюрьме окошко в конце коридора уже светили луны - наступила ночь. Оно и к лучшему: проще пройти по городу незамеченным. Только вот куда идти? Трактир отпадает сразу, там в это время стражников - как мух на помойке. Из города улизнуть не удастся - ворота уже заперты. К фиглярам идти не стоит - я рассказывал о них Егору, так что там меня будут искать в
Стражников возле дверей не оказалось. Но зато к крыльцу подступала толпа человек в двадцать-двадцать пять, вооружённая короткими мечами и маленькими арбалетами. Ещё не успев ничего сообразить, я стал в боевую стойку и оценивающе окинул взглядом место возможного сражения. Противников многовато, придётся попотеть. Как бы не зацепили случайно! В это время один из подступавших, высокий человек в длинном плаще и широкополой шляпе, сжимающий в правой руке широкий и короткий, похожий на гладиаторский, меч, приподнял над головой левую руку. По этому сигналу все остановились. А человек, выйдя вперёд, произнёс:
– Ты - лэд Ланс, - он не спрашивал, он утверждал.
– Чем обязан?
– напряжённо произнёс я в ответ.
Меч моего собеседника скрылся под полами плаща, раздался звенящий шелест уходящей в ножны стали. Ещё один жест рукой, и улица перед тюрьмой опустела, более двух десятков человек бесшумно растворились среди серых улиц и чёрных домов. Мы остались вдвоём.
– Извини, лэд, что мы припозднились, - сказал он.
– Напутник приказал вызволить тебя из узилища и проводить к нему. Но я вижу, ты почти справился и без нас.
– Почему "почти"?
– Двое стражников сейчас лежат связанными в соседнем дворе.
– Благодарю.
– Не нас - Напутника. Дозволь проводить тебя к нему.
– Что ж, веди.
Тёмными переулками, прячась, едва вдалеке начинали слышаться шаги патруля и маячить неяркие пятна факелов, мы с неизвестным пробрались на западную окраину Суродилы. Он условно постучал в дверь неприметного домика. Открыл какой-то старик подозрительного вида со свечой в руке. Он осветил нам лица, затем кивнул и скрипучим голосом произнёс:
– Ты, Барракуда, покуда отдохни в моём кутке да перекуси. А ты иди за мной. Напутник ждёт.
Небольшой коридор оканчивался дверным проёмом, прикрытым занавесом из плотной ткани. Когда старик отдёрнул её, я даже зажмурился от брызнувшего в лицо света множества свечей.
– Ну, наконец-то!
– раздался знакомый голос.
– Я уже заждался! Давай, братишка, присаживайся, угощайся!
В нос ударил запах табака. Как только глаза привыкли к свету, я увидел просторную комнату, сидящего в большом уютном кресле и покуривающего трубку Егора, перед которым на большом столе стоял "наборчик номер один".
– Ты?
– удивился я.
– Он самый: лэд Егор из Реголата, ренегат, предатель, иудушка, мерзавец... Как ты ещё там обо мне думал?
– А где Напутник?
– Ты кого-то здесь ещё видишь?
– Нет. Из этого мне следует сделать вывод, что Напутник - это ты и есть?
– уточняюще спросил я.
– Соображаешь!
– Егор утвердительно кивнул в ответ.
– И что означает сия должность?
– Вижу, ты мало интересовался местным культом. Ну что же, просвещу. Да ты не стой как столб: присаживайся, угощайся! Так вот, когда младенец появляется на свет, его необходимо направить по Истинному Пути Жизни. В этой церемонии принимают участие шесть человек: священник, родители, и двое свидетелей.