Краем глаза
Шрифт:
В баре желающие могли и пообедать. Младший с удовольствием откушал телятины, запив ее «Каберне совиньон».
За весь вечер настроение у него испортилось только раз, когда пианист заиграл мелодию песни «Кто-то поглядывает на меня».
Перед мысленным взором Младшего тут же возник четвертак, перекатывающийся по костяшкам пальцев, он услышал монотонный голос копа-маньяка: «Есть одна миленькая песенка Джорджа и Аиры Гершвин, которая называется «Кто-то поглядывает на меня». Ты ее слышал, Енох? Этот кто-то для тебя — я, разумеется, не в романтическом смысле».
Младший едва не выронил вилку, узнав мелодию. Сердце учащенно забилось. Ладони покрылись холодным потом.
Время от времени кто-нибудь из сидящих за столиками подходил к пианино, чтобы бросить деньги в стоящий на нем круглый аквариум, чаевые для музыканта. Некоторые просили исполнить любимую мелодию.
Младший не обращал внимания на тех, кто подходил к пианино, хотя, конечно же, заметил бы коренастую фигуру в дешевом костюме.
Не сидел чокнутый полицейский ни за одним из столиков. Младший в этом не сомневался, потому что не раз и не два обводил взглядом зал, правда, интересовали его главным образом женщины, а не мужчины.
Но он не видел, кто сидел у него за спиной, у стойки бара. Повернулся, пригляделся.
Одна мужеподобная женщина. Несколько женоподобных мужчин. Никто фигурой не напоминал безумца-копа.
Медленные, глубокие вдохи. Медленные. Глубокие. Глоток вина.
Ванадий мертв. С размозженной подсвечником головой лежит на дне затопленной каменоломни. Ушел навсегда.
Мелодия «Кто-то поглядывает на меня» наверняка нравилась не только детективу. Любой из сидящих в зале мог попросить исполнить ее. Она даже могла входить в обычный репертуар пианиста.
Едва прозвучал последний аккорд, Младшему сразу полегчало. Сердцебиение пришло в норму. Пот на ладонях высох.
И когда он заказал крем-брюле на десерт, он уже мог подсмеиваться над собой. Неужели он рассчитывал увидеть призрак, сидящий за стойкой бара и заедающий коктейль бесплатными орешками кешью?
Глава 49
В среду, через два дня после того, как Эдом развозил с Агнес пироги, он решился заглянуть к Джейкобу.
Хотя их квартиры располагались рядышком, над гаражом, каждая имела отдельную лестницу. И если судить по тому, как часто они бывали в гостях друг у друга, они могли бы жить в разных концах Америки.
Рядом с Агнес Эдом и Джейкоб вполне комфортно чувствовали себя в компании друг друга. Но без Агнес становились более чем чужими, потому что у чужих, в отличие от них, не было ничего общего.
Эдом постучал, Джейкоб открыл дверь.
Джейкоб подался назад, Эдом переступил порог.
Они стояли, стараясь не смотреть друг на друга. Входная дверь осталась открытой.
Эдом чувствовал себя не в своей тарелке в этом царстве чуждого ему бога. Бог, которого боялся его брат, звался человечеством, с присущими ему нетерпимостью и злобными намерениями. Эдом, со своей стороны, дрожал перед природой, которая в своем гневе в один момент могла уничтожить все вокруг, сжав Вселенную до размеров горошины.
По Эдому, из этих двух разрушительных сил человечество не являлось главенствующей. Мужчины и женщины — часть природы, а не попирающие ее высшие существа, вот и идущее от них зло всего лишь одно из проявлений черных намерений природы. Братья перестали обсуждать сей предмет многие годы тому назад, поскольку ни один не принимал во внимание доводы другого.
Так что Эдом сразу рассказал Джейкобу о встрече с Обадьей, фокусником с переломанными пальцами рук.
— Когда мы уходили, я — следом за Агнес, Обадья задержал меня, чтобы сказать: «Я твоего секрета не выдам».
— Какого секрета? — Джейкоб хмуро смотрел на туфли Эдома.
— Я надеялся, что ты, возможно, знаешь. — Эдом изучал воротник зеленой фланелевой рубашки Джейкоба.
— Откуда мне знать?
— Я подумал, что он принял меня за тебя.
— С чего бы это? — Джейкоб хмуро смотрел на нагрудный карман рубашки Эдома.
— Внешне мы очень похожи. — Эдом перевел взгляд на левое ухо Джейкоба.
— Мы — однояйцевые близнецы, но я — это не ты, не так ли?
— Это очевидно для нас, но не для других. Вероятно, это могло произойти несколько лет тому назад.
— Что могло произойти несколько лет тому назад?
— Ты мог встретиться с Обадьей.
— Он сказал, что мы с ним встречались? — Джейкоб щурился на яркий солнечный свет за спиной Эдома.
— Как я и объяснил, он, возможно, подумал, что я — это ты. — Эдом смотрел на книги, в идеальном порядке выстроившиеся на полках.
— У него съехала крыша?
— Нет, с головой у него все в порядке.
— Если у него старческий маразм, он мог принять тебя за своего брата, о котором много лет ничего не слышал, так?
— Нет у него старческого маразма.
— Если ты нес свою обычную чушь о землетрясениях, торнадо, извержениях вулканов, как он мог принять тебя за меня?
— Я ничего не нес. Говорила только Агнес. Джейкоб уставился на мыски собственных туфель…
— И… что я должен сделать по этому поводу?
— Ты его знаешь? — Эдом обернулся к открытой двери, от которой отвернулся Джейкоб. — Обадью Сефарада?
— Проведя последние двадцать лет в этой квартире, не имея автомобиля, как я мог встретиться с негром-фокусником?
— Ну и ладно.
Эдом вышел из квартиры, Джейкоб последовал за ним, вознося молитву своему богу:
— Рождество 1940 года, приют Святого Ансельмо, Сан-Франциско. Джозеф Крепп убил одиннадцать мальчиков в возрасте от шести до одиннадцати лет, убил во сне и из каждого вырезал сувенир на память, у кого глаз, у кого язык.
— Одиннадцать? — переспросил Эдом, молитва не впечатлила его.
— С 1604 по 1610 год Элжбет Батори, сестра польского короля, с помощью своих слуг замучила и убила шестьсот девушек. Она кусала их, пила кровь, уродовала лица щипцами, прижигала интимные места и наслаждалась их криками.