Красавица и Ректор: расколдовать любой ценой

Солейн Анна

— Только не просите меня на вас жениться, — прервал он. — Этого я сделать не смогу.

Не то чтобы я всерьез на это рассчитывала, но почему-то стало обидоно.

— Взамен вы сделаете так, чтобы после окончания академии я стала учительницей в деревенской школе Хидден Уолл.

Произнося это, я пристально смотрела в глаза ректора Стортона, а потому едва не засмеялась, когда они стали огромными и круглыми от удивления.

— Вы шутите, Танг? Зачем вам сдалась деревенская школа? После окочания академии — если вы ее закончите,

в чем у меня нет уверенности, — перед вами все двери будут открыты. Я понимаю, если бы вытребовали у меня рекомендацию для поступления на королевскую службу или в особый отряд полиции…

— Или так — или ищите способ снять проклятье по-другому, — скрестила руки на груди я.

Хоть бы он согласился!

Конечно, отец Томаса, который пообещал найти в школу моей родной деревни учительницу, очень влиятелен, то ректор Стортон — дружен с самим королем. Он явно сможет позаботится о моем будущем, если будет в этом заинтересован.

А что касается дверей, которе якобы будут передо мной открыты после окончания академии… Я успела полюбить и школу, и малышей, хоть до предложения мачехи никогда не подумала бы о том, что стану учительницей.

К тому же… Школа, которая располагалась в моей родной деревне Хидден Уолл, была единственной на несколько окрестных поселений. Только там могли научиться читать, писать и считать несколько десятков ребятишек, число которых каждый год росло.

Главная проблема с тем, чтобы организовать в каждой деревне по школе, состояла в том, что возиться с детьми было некому: многие были малограмотны, а те, кто смог выучить грамоту и счет, находили другие дела, например, становились писарями, нанимались на торговые суда, а то и вообще уезжали в город и устраивались там.

Вот и выходило, что обычно учительницей становилась вдова, у которой не было детей, и которая знала хоть что-то, умела читать, писать и считать хотя бы до сотни. Вдова Кук, которая работала в школе сейчас, — добрая женщина, но она полагала, будто остров находится посреди бесконечного океана, а ничего другого вокруг нет.

Признаться, я и сама так думала, пока не поступила в академию и не увидела карты — оказывается, наш остров только часть огромного мира, совсем небольшая часть. Оказывается, за морем, совсем близко, живут другие люди, с другими обычаями и нравами. Жалко, что об этом не рассказывали в академии — обычно аристократы знали об этом и так, многие даже успели побывать на большой земле, в других странах.

Я бы и древнего языка не знала, если бы не уговорила писаря меня научить, и считать бы плохо умела, если бы не проводила все время с мачехой за бухгалтерскими книгами. И пускай моя тяга к знаниям возникла только из-за того, что другим детям в деревне запрещали со мной играть. Неважно.

Важно, что я хочу вернуться домой и научить малышей всему, что я знаю. Не только читать и писать, но и владеть основами магии, и знать, что мир — намного больше нашей деревни и даже острова.

Тогда их будет ждать совсем другая жизнь, лучше, чем у их родителей.

Как минимум, никто не обсчитает их на ярмарке и не задурит голову колдовскими фокусами!

А на службу к королю и без меня найдется, кому пойти. Да хоть Томасу Морвелю!

— Я согласен, — кисло выдавил ректор, отрывая меня от размышлений. — В ваших интересах, Танг, влюбиться в меня поскорее.

Я едва не запрыгала от радости. Неужели!

— Приложу к этому все усилия, ректор Стортон. — разулыбалась я. — Мне кажется, вы мне уже нравитесь.

Лицо (морда?) ректора стало сложным.

— Вы сейчас надо мной подшутили, Танг? Невыносимо. Вы, оказывается, умеете шутить.

— У меня много скрытых талантов, — потупилась я. — Кстати, раз уж речь зашла об этом. Правильно ли я понимаю, что по проклятьям вы мне поставите высшую семестровую оценку — без экзамена?

— Снимите проклятье — поговорим, — невозмутимо ответил ректор.

— Про снятие речи не шло. Сэр, — возразила я. — На занятии вы сказали…

— Я помню, что сказал, Танг, — раздраженно прервал ректор и дернул хвостом, а потом ухмыльнулся: — Раз уж мы оказались в такой ситуации, то удостовериться, что проклятье наложено правильно, мы сможем только после того, как вы его снимете.

Вот гад! Несмотря на поднявшееся изнутри возмущение, захотелось улыбнуться, и мне пришлось приложить усилия, чтобы сдержаться.

Ректор смотрел на меня, не мигая, его хвост нервно дергался вправо-влево. Под тяжелым взглядом синих глаз внезапно стало неуютно.

— Ректор Стортон? — неуверенно позвала я. — Почему вы меня разглядываете?

— Жду.

— Чего?

Он зарычал. Этот звук был странным, вибрирующим. Он как будто родился внутри его груди и вырвался наружу, заставляя у меня внутри что-то вздрогнуть.

— Вы должны в меня влюбиться, Танг. Я жду.

Я не удержалась от смеха.

— Вы полагаете, это так легко?

— А что здесь сложного? — дернул ухом ректор, и я в очередной раз поразилась его незамутненности.

Такой же, как Томас Морвель: совершенно непробиваемо уверенный в собственной неотразимости.

— Вы в меня влюблены? — спросила я звенящим от неожиданной злости голосом.

Глаза ректора снова стали круглыми, как большие синие монеты.

— С чего мне в вас влюбляться, Танг?

— А мне — в вас?

Я думала, что его глаза не могут стать еще больше, но ошибалась. Удивление, написанное на звериной морде, было огромным.

— Но вы же…

— Подождите, я сама скажу, — проговорила я, смахивая каплю воды с лица. — Я — Танг, у меня нет ни семьи, ни тутула, а еще мне семнадцать и все, о чем я могу думать — это выгодная партия и кавалеры. Вы — барон, хороши собой, не женаты и и не помолвлены. Еще вы ректор, умны, загадочны, а потому я никак не могу в вас не влюбиться хотя бы немного?