Красинский сад. Книга 3
Шрифт:
– Прекратите беспорядок на заседании! – гневно прокричал судья и обратился к прокурору, – Вы бы вели себя процессуально, коллега, а не как эти уголовники!
Вернувшись из совещательной комнаты, судья зачитал приговор. Как из него следовало, суд учел смягчающее обстоятельство и постановил приговорить Анатолия Петровича Скуценко к полутора годам лишения свободы за оскорбление работника НКВД при исполнении служебных обязанностей и полгода за оскорбление адвоката в зале суда, назвав его "падлой". Путем полного сложения наказаний следовало изолировать подсудимого в лагере общего режима сроком на два года.
– Протестую! –
…Не успел Скунц прибыть по этапу в лагерь, как началась Великая Отечественная война. В конце лета и осенью 1941 года в Западных и Центральных регионах Советского Союза в связи с быстрым продвижением войск противника возникла необходимость срочной эвакуации заключенных из лагерей. Но куда? Тыловые тюрьмы были переполнены, а призывать в армию заключенных не позволял закон. В связи с переполненностью тыловых тюрем "лишних" заключенных пришлось расстреливать за два-три дня до отступления. И это настолько шокировало зеков, что они почувствовали себя обузой для государства, которую можно быстро сбросить. Посыпались заявления о желании сражаться против фашистов на фронте.
Но никто и не собирался отправлять заключенных на передовую. И только 22-го января 1942 года вышло постановление Верховного суда СССР, согласно которому «осуждение лиц, совершивших уголовное преступление, к лишению свободы на срок не свыше 2 лет без поражения в правах не является препятствием к призыву или мобилизации этих лиц в Красную Армию или Военно-Морской Флот». Советское командование, учитывая тяжелое положение на фронте и катастрофическую нехватку солдат вынужденно было пойти на беспрецедентный шаг – отправку на фронт заключенных. Весной 1942г. в лагерях развернулась целая компания по их мобилизации. Война предоставляла заключенным прекрасный шанс с оружием в руках заслужить прощение, и многие горели желанием этим шансом воспользоваться, тем более еще свежи в памяти были расстрелы «лишних» заключенных.
Скунц с радостью бы написал заявление и ушел воевать, но положение вора в законе обязывало его не сотрудничать с властью. Тем более нельзя было смотрящему зоны подавать пример для братвы, фраеров и мужиков. В конце июня начальник лагеря специально запустил слух о предстоящем расстреле «лишних» заключенных и Скунцу ничего не оставалось, как собственноручно написать заявление о желании отправиться на фронт. Его примеру последовали другие блатные зоны, а вскоре и подавляющее большинство заключенных. По лагерям пошли малявы (нелегальные письма) с сообщениями, что зона смотрящего Скунца ссучилась в полном составе, сотрудничая с властью.
Но Скунц не горел желанием воевать за Родину, у него давно был готов план побега с фронта с использованием благоприятной ситуации. Он посвятил приближенную братву в свой план и надеялся сбежать, заполучив оружие. Однако его с несколькими блатными привезли в штрафную роту, откуда сбежать было невозможно. Оружия никто не выдавал блатным, а между позицией штрафной роты и передовыми частями нашей армии залегли автоматчики заградительного батальона. Когда блатных дислоцировали на передовой, Скунц понял, что ни вперед, ни назад хода нет. Либо немцы расстреляют зеков, вооруженных саперными лопатками, либо автоматчики заградительного отряда, если побежать назад. Мышеловка захлопнулась.
Под огнем немецкого ДЗОТа заключенные не могли даже встать в полный рост. Лежа за бугорком, Скунц приказал братве шевелить рогом (думать) как слинять (сбежать) с передовой. В небе появились немецкие бомбардировщики, на позиции заградительного отряда и передовые части наших войск посыпались бомбы. Скунц с блатными остался лежать за бугорком, прикрывавшим его от огня немецкого ДЗОТа, а когда увидел, что бойцы заградительного отряда в спешке покидают свои позиции, приказал короткими перебежками возвращаться. Найдя наполовину разбомбленный блиндаж, зеки спрятались в нем.
На полу блиндажа лежало несколько убитых советских солдат и один майор. Скунц приказал раздеть мертвых и первым примерил форму майора, она оказалась ему в пору. В нагрудном кармане майора были его документы, и это очень обрадовало вора в законе. Поскольку документы офицеров не имели фотографий, то можно было легко проканать (пройти) за убитого. Личное оружие пистолет ТТ новоиспеченный майор, вытащил из кобуры и сунул его в карман. Отсидевшись в блиндаже до ночи, Скунц повел несколько человек своих приближенных, переодетых в форму убитых солдат вдоль линии фронта. Его расчет был прост – нужно, следуя вдоль передового окопа, миновать позиции заградительного отряда и выйти к нашим частям, где не было штрафной роты, а значит, и заградительного отряда. Он накануне слышал краем уха от молодого лейтенанта, что их штрафная рота единственная на коротком участке фронта.
Немцы еще не наступали после проведенной авиационной бомбежки, то ли ждали подхода танкового корпуса, то ли не решились начать наступление в ночь. И это было везение для зеков, наши войска ушли, а немцев еще нет. Понимая это, Скунц и его блатные бежали почти до утра, пользуясь временным затишьем. Уже к утру беглецы повернули в сторону, где должны были находиться наши передовые подразделения, и с ужасом обнаружили их отсутствие. К счастью еще арьергардные соединения не полностью покинули позиции и спешно отходили. Зеки «уже сели в последний вагон». Выдавая себя за погибшего майора, Скунц с друзьями пристроились в один из отъезжающих грузовиков и тут же заснули, утомленные ночным марш-броском.
Проснулись от воя бомбардировщиков и разрывов авиабомб и вскоре автомобиль, маневрируя по открытой степи, угодил в одну из воронок, уткнувшись носом в ее край. Удар был сильный и все кто находился в кузове, высыпались из него, как груши из опрокинутой корзины.
– Что будем делать, майор? – спросил молодой лейтенант, принявший Скунца за старшего офицера.
– Где мы находимся? – вопросом ответил «майор», – нужно драпать, пока нас не повязали.
– А Вы разве не в курсе? – удивился лейтенант, – нашей части приказано быстро отступить к Ростову! Вы из какой части присоединились к нам?
– Ты чего, лейтенант, рамсы попутал? – спросил Скунц, – известно из какой, …из воинской! Выполняю секретное задание штаба, можно сказать, всей армии…, нашей славной…, Красной!
– Я понял, товарищ майор, – отчеканил лейтенант, – вопросов больше нет!
– Я был контужен, – соврал Скунц, – если надо, мои корифаны это подтвердят! – Скунц указал рукой на двух зеков, улыбающихся с шутки блатного.
– Кто может подтвердить? – не понял жаргона лейтенант.
– Я смотрю, лейтенант, ты не доучился немного, – врал «майор», – корифаны – это секретные помощники, которые выполняют со мной задание!