Красинский сад. Книга 3

Жариков Владимир Михайлович

– А как же с ними разговаривать? – недоумевал Михаил, – у нас нет десятников, знающих немецкий язык.

– Среди пленных есть свои переводчики, – уверял Стародубцев, – поэтому в каждой бригаде будет по толмачу. У нас на шахте, как раз не хватает двух бригад, чтобы закрыть все смены. И я прошу Михаила и Павла быть десятниками в немецких бригадах….

– Ну, ни хрена себе, – не сдержался Михаил, – начали за здравие, закончили за упокой…. А на моем месте, кто будет работать?

– Командир, а ты не боишься, что я пленных немцев могу прикончить невзначай, –

пошутил Павел, – помнишь, как на фронте ты говорил однажды: «…лишние «языки» без надобности»?

– Ребята! – обратился Стародубцев к Михаилу и Прохорову, – ну, кого мне просить? Вы сами понимаете, что это не моя прихоть…. Вместо Михаила десятником будет машинист врубовки Юра Крюков, а его помощница Катя поработает на врубмашине пока одна. Тебя, Павел, думаю, Нина заменить сможет.

– Баба-десятница? Это как, седло корове? – выкрикнул кто-то из угла, – ей мужика хорошего надо, чтобы не сбесилась….

– Нина работала в бригаде Михаила на Красина, – поддержал Стародубцева Воронин, – и дело шахтерское знает лучше любого мужика, который прячется по углам….

– Не надо меня защищать, – крикнула Нина, выходя к центру, – я сама отвечу, вот только посмотреть хочу, кто это кукарекает? Выйди из укрытия герой!

– Он боится! – хохотал Антон, работавший десятником на западном уклоне, – этот дед помнит Нину со времен, когда на Красина все купались в общей бане, и он врезался лбом в деревянную перегородку…. Просил, чтобы Нина ему своей мочалкой спину потерла!

Смена дружно рассмеялась, все знали эти байки про общую баню на шахте Красина, а дед, его звали Никита, не рад был своей несдержанности. Он присел на корточки, чтобы его не было видно, и курил самокрутку махорки, выпуская дым вверх. По этому запаху все знали, что здесь прячется дед Никита, он один на шахте курил махорку.

– Ну, вот! – смеялся Антон, – испарился дед Никита, один дымок остался….

Спустя день, к первому наряду на шахту пригнали военнопленных. Для их работы накануне провели небольшую реорганизацию, бригаду Павла, десятником который теперь стала Нина, перевели на другое крыло уклона, чтобы две бригады немцев работали в одной лаве. В первую смену с пленными должен был работать Михаил, а во вторую Павел. Бригаду немцев численностью в тридцать человек до ствола шахты сопровождали четверо конвоиров с овчарками немецкой породы. Двое из них с собаками остались на территории, а два конвоира должны были опускаться в шахту вместе с пленными.

Вся смена собралась во дворе посмотреть на европейскую рабсилу. Женщины удивлялись, что среди пленных не видно неопрятных мужчин. Все немцы были чисто выбриты, одеты в старую военную форму, на ногах сапоги, а на головах солдатские кепи. Среди них выделялись мужики высокого роста, коротко стриженные, взгляд самоуверенный, даже наглый. Эта категория явно принадлежала к эсэсовцам и держалась обособленной четверкой. Они осматривали собравшихся, указывая пальцем на их одежду, что-то бормотали по-своему и откровенно смеялись.

Немцы стояли в шеренгу, конвоиры с автоматами ППШ расположились по краям и ждали указания Стародубцева. Он и Михаил, пристально всматриваясь в лица пленных и обращая внимание на физическое состояние каждого, молча обходили строй. Михаил явно был чем-то недоволен, он шептал себе под нос матерные выражения, и его испорченное настроение встревожило Стародубцева.

– Ну, вот, Миша, это теперь твои работяги, – сказал Стародубцев с иронией, чтобы поднять Михаилу дух, – принимай! …И, как говорится, эксплуатируй. Ты чего расстроился?

– Невезучий я, – сетовал Михаил, – на шахте Красина бабской бригадой командовал, здесь немцами, на хрен бы они мне упали….

– Миша, некому больше поручить их, – убеждал Стародубцев, – ведь абы кому этих фрицев доверить нельзя, только опытным горнякам.

– А они могут работать в шахте? – спросил Михаил, – кто-то должен стать с утра за врубовку, да и отбойными молотками нужно уметь….

– Ты главное не дрейфь, – советовал Стародубцев, – их предварительно отбирали для работы в шахте еще во фронтовом лагере. Как мне рассказывали, они сами рвались на работу и здесь собрали всех немецких горняков. В Шахтинском лагере содержатся пленные двух специальностей – строители и шахтеры. Я тоже опущусь с тобой в лаву, интересно посмотреть, как работают европейские горняки.

– Это европейские говнюки, – бурчал Михаил, – пустить бы их всех в расход….

– Это десятник для немцев, – представил Стародубцев конвоирам Михаила, – его распоряжения выполнять, как мои!

– А как спускать их в шахту? – озадаченно спросил Михаил, – в клеть половина бригады не сядет, придется тремя ходками, а конвоиров только двое….

– С первой частью спустится один из конвоиров, – сказал Стародубцев громко, чтобы автоматчики слышали его, – со второй опускаемся мы, а с последней частью бригады спуститься второй автоматчик! Поняли, ребята?

– Так точно! – по-военному ответили оба конвоира, – поняли товарищ заведующий шахтой!

Неделей раньше на "Красненькую" из Челябинска привезли два десятка аккумуляторных шахтерских ламп и в первую очередь обеспечили ими заведующего, главного инженера и десятников. Часть этих ламп предназначалась для конвоирования пленных немцев по шахте. Все остальные горняки пока должны были работать с бензиновками. Получая их в ламповой, немцы с удивлением рассматривали эти светильники и откровенно хохотали, перебрасываясь фразами между собой. В ламповой поднялся гам, и это взбесило Михаила так, что он побагровел от злости.

– Слушай мою команду, фюреры хреновы! – громко закричал Михаил, – смеяться будете в Берлине своем, а здесь молчать мне, суки нацистские!

Пленные быстро прекратили веселье, а к Михаилу подошел немолодой уже немец и представился на ломанном русском языке.

– Гхерр десьятник, – сказал немец, – я будет перевод с русский делать…. Но я не мочь говорить им суки!

– Тогда скажи, кобели, если суки не подходят! – отрубил Михаил, – и чтобы я больше не слышал от тебя слова «гхерр»!