Краски вне линий (фанфик Сумерки)
Шрифт:
– Хорошо, – я продолжала легко водить руками по его телу, …не возбуждая его сексуально,… просто расслабляя его, – Просто вдыхай… и выдыхай,… забудь обо всем,… здесь нет никого кроме нас,… ты в полной безопасности,… ты никуда не собираешься.
Как бы безумно это ни выглядело, это действительно начало работать! Он начал засыпать через пару минут,… я поняла, что все получилось, когда услышала его милое похрапывание.
Я нежно поцеловала его губы, и он слегка улыбнулся мне во сне, а я пошла ложиться на свою половину кровати. Я укрыла его одеялом и помолилась, чтобы он проспал всю ночь
И я уснула, наблюдая за человеком, которого люблю. Интересно, каким бы он стал, если бы вся его боль внезапно исчезла, как бы невероятно это ни звучало. Изменился бы он? Понравился бы мне таким? А я ему? Или он со мной лишь потому, что я добра к нему?
EPOV
– У тебя все хорошо получается, парень! – поздравил меня Боб с широкой улыбкой, пока я рысью скакал к тому месту, где он стоял со своей Сэлли.
– Спасибо, Боб, – выдохнул я, улыбаясь в ответ, – Мне просто очень нравится это! Ты себе не представляешь насколько…
– Тебе нравится ехать быстро, да? – Боб снова оценивающе ухмыльнулся мне, – Наверняка тебе нравятся гоночные машины.
– О, я ЛЮБЛЮ быстрые машины, – признался я, ненавидя тот факт, что мне надолго пришлось остановиться, чтобы поговорить с ним. Я хотел снова двигаться!
– Не все учатся с такой скоростью, как ты, – с гордостью сообщил Боб, – Ты прирожденный наездник. Я знал, что ты быстро научишься. Ты словно родился в седле.
– Я не знал об этом, – я отвернулся и почувствовал, что краснею.
Это правда, я всегда хотел ездить верхом. Когда я был ребенком, у меня было все, и мои отсутствующие родители записывали меня во всевозможные частные школы, лучшие из лучших. Я ненавидел их все, поэтому вел себя отвратительно, добиваясь своего скорейшего исключения. В некоторых школах это было не просто. Мне никогда не позволяли брать уроки верховой езды, как остальным детям, потому что я был «проблемным ребенком». Это было единственное, что меня уязвляло, пока я находился в этих школах. Они не хотели, чтобы я приближался к лошадям, даже чтобы вычистить их в качестве наказания. Они думали, что я причиню лошади вред. Я рассматривал это как большое оскорбление. Я никогда не причинял никому БОЛИ в моих попытках сбежать. И я никогда не причинил бы боль животному.
Я просто хотел домой,… поближе к Джозефу и Кэтрин. Это единственное место, где я чувствовал себя в безопасности и где хотел быть. И вне зависимости от того, что я вытворял и в какие неприятности впутывался, они всегда были там и любили меня несмотря ни на что. Само собой, они бранили меня и поучали. Особенно Кэтрин, повторявшая, что сделает из меня хорошего человека даже ценой собственной жизни. Но она никогда не отвергала меня. Злилась она на меня или нет, она всегда была со мной, как настоящая мать.
Господи, как же я скучаю по ней. Она думает, что я мертв, они оба так думают. Стоило мне вернуться в их жизнь, как им тут же сообщили, что я погиб в автокатастрофе. Я никогда не смогу даже УВИДЕТЬ ее снова. Это должно быть убивает Кэтрин. Она крепкая духом ирландка, но я знаю, что она любит меня как сына, единственного
Забавно,… но меня, черт побери, совершенно не беспокоит, что чувствуют Эсме с Карлайлом.
– Сегодня был хороший урок, – сказал Боб, глядя на то, как холмы утопают в свете заката, – Хорошая работа, Муравей.
Я привыкал к своей кличке и пока не был уверен в том, как я отношусь к ней.
– Спасибо, Боб, – сказал я совершенно искренне, – Я честно ценю, что ты тратишь свое время на мое обучение…
– Без проблем, мне это в радость, – сказал он, – Это хорошо отвлекает от выгребания навоза.
– Это точно, – согласился я и на секунду почувствовал, что действительно соскучился по конюшне с лошадьми. Интересно, как там Йо-Йо и все ли с ним в порядке. Странно.
– Проедься еще разок, я же знаю, что тебе хочется, – разрешил Боб, видя, как просияло мое лицо из-под шляпы, – Десять минут… И нам нужно возвращаться.
– Окей, спасибо! – я чувствовал себя ребенком, пришпоривая лошадь с криком: «ЙЯ!» и скача прочь.
Я двинулся рысью, заставляя лошадь скакать быстрее, вглубь обширного золотого поля. Ветер ласкал мое лицо, а тело двигалось в такт с движениями лошади (fuck, я просто представляю себе эту картину… ммммм… простите, не сдержалась – прим.пер.). Я держался ногами, надежно сидя в седле, и меня успокаивал удивительный цокот лошадиных копыт.
Я увидел, что Боб тоже пустил Сэлли рысью там, где я его оставил, давая ей немного остыть, прежде, чем мы отведем лошадей обратно в стойло, чтобы покормить.
Я снова смотрел вперед и наслаждался скоростью,… чувствуя, что почти лечу, видя, как черная грива Солнца Полуночи развевается передо мной на ветру.
Я чувствовал себя настоящим ковбоем и услышал, как кричу: «ВУУУУУУУУУ!».
Ну, по крайней мере, я не крикнул «Йи-ха!».
Я рассмеялся, представив, как по-дурацки наверно прозвучал мой крик,… но на самом деле мне было все равно. Я думал о том, могу ли я теперь называть эту лошадь Вольво.
Десять минут вольной верховой езды были великолепны. Я не хотел слезать с лошади. Но они закончились слишком быстро, и Боб позвал меня обратно. Я застонал, оглянулся,… и направился обратно к нему.
Верховая езда стоит всей этой дерьмовой работы, которую я выполняю в конюшне, решил я, когда доехал до своего учителя. Мне нравилось ездить верхом, и я знал, что буду чувствовать себя плохо, если не смогу ездить каждый день. Теперь мне будет труднее делать свою работу на конюшне, пока остальные парни на улице скачут на лошадях. Я научился делать все самое основное, но я по-прежнему оставался новичком в искусстве верховой езды. Я знал, что пройдут месяцы, а может быть даже и годы, прежде чем я научусь вытворять все то, что умеют парни с родео. Их движения были грубыми и быстрыми,… я видел некоторые из них, пока работал. Некоторые лошади порой подпрыгивали на два фута (около 60 см – прим.пер.) и я с ужасом наблюдал за этим. Я знал, что есть еще много всего, чему мне нужно научиться.