Краски вне линий (фанфик Сумерки)
Шрифт:
– Эдвард, я никогда не говорила, что ты тупой! – я почувствовала слезы на глазах и разозлилась, – Я считаю тебя самым умным и удивительным мужчиной из всех, кого я знаю! С чего ты это взял?
– Даже, блять, у Дональда ДАКА есть степень! (только зарождающаяся у нас двухступенчатая система высшего образования с присвоением степеней бакалавра и магистра, в Штатах явление рядовое, в то время как наше ухо слова типа «степень» еще режут и вызывают ассоциации с седыми профессорами и ботанами-аспирантами – прим.пер.), – крикнул он, сильно ударив ладонью
– Съезжай на обочину, Каллен, СЕЙЧАС ЖЕ! (боже, как же мне нравится, как она фамильярничает! Простите за оффтоп – прим.пер.), – сказала я убийственным тоном, …и я была довольна тем, что он послушался и сделал это.
– Во-первых, я зла на тебя, – сказала я, когда он сильно сжал руками руль, уставившись на него так, словно он ненавидит его.
– Во-вторых – у тебя ДЕРЬМО? – крикнула я, – Правда? Обернись на последние шесть лет своей жизни, …а теперь взгляни на сегодняшний день! У тебя дерьмо? У тебя есть Кэти, …у тебя есть я, …у тебя есть…
– Я знаю, – сказал он, тут же расплакавшись, даже не пытаясь скрыть свои слезы, и он уронил голову на руль, – Я знаю, …прости, Белла. Я не знаю, почему я сказал это, я так не думал.
Он беззвучно рыдал, и я почувствовала, что тоже плачу. Я обняла его и поцеловала его волосы.
– Что случилось? – спросила я, обнимая его.
– Я не знаю, …не знаю! – его лицо все еще лежало на руле, а руки вжались в него еще крепче, – Он все рассказывал об оценках и колледже, …наверное, это просто доконало меня. Порой я чувствую себя таким лузером, Белла. Я честно хотел закончить колледж, правда. Я хотел быть врачом.
Он заплакал еще сильнее, и я почувствовала, как слезы текут по моему лицу. Я знала, что это была его мечта, но я никогда не слышала от него настоящих подробностей до этого. То, как он плакал – это было так печально, …я и не знала, что это так глубоко его ранит. До сегодняшнего дня.
– Как ты посмотришь на меня, когда станешь врачом, а я, блять, все еще буду мальчиком с конюшни? – спросил он и заплакал еще сильнее, – Разве это, блять, работа?
– Я всегда буду гордиться тобой, Эдвард, – я плакала и шмыгала носом, – Чем бы ты не занимался. Я гордилась тобой, когда ты был танцовщиком, и я горжусь тобой СЕЙЧАС! Ничего не изменится, никогда! НИКОГДА!
– А Кэти? – спросил он, продолжая плакать, и его слова из-за этого прозвучали немного неразборчиво, – Она будет меня стыдиться, …когда станет старше и у нее появятся друзья, …она не захочет, чтобы я говорил им, кто я такой! Не говоря уже о том, что будет, если она когда-нибудь узнает, чем я занимался… у Виктории…
– Кэти всегда будет тебя любить, Эдвард, – твердо заявила я, – Я вижу, как этот ребенок смотрит на тебя, ты для нее – ВЕСЬ МИР! В глазах этой маленькой девочки солнце всходит и заходит только благодаря тебе!
Сейчас Эдвард немного приподнял голову от руля и уставился на пустую дорогу.
– Мне до сих пор иногда это снится…, – сказал он и его голос разбивал
– Если ты хочешь быть врачом, Эдвард, ты можешь им быть, – сказала я, поглаживая его волосы, – Если это твоя мечта, ничто не должно останавливать тебя.
Он помолчал и немного распрямился, вытирая свой правый глаз и хмурясь.
– Это красивые слова, Белла, но это не правда, – сказал он холодно, – Мечты мертвы.
– Нет, – возразила я, – Мы… МЫ сами их убиваем! И когда мы делаем это, маленькая частица нас умирает вместе с мечтой. Посмотри, как тебе больно. Ты оплакиваешь свою мечту.
– Я слишком стар, чтобы учиться. Слишком поздно, – он взглянул на меня своими мокрыми глазами, в которых читалось поражение.
– Никогда не бывает слишком поздно, – я нахмурилась сильнее, – А в тебе сейчас говорит Виктория, а не ты. Ты веришь в мечты, ты все время говоришь об этом. И если бы твоя мечта умерла по-настоящему, ты сейчас не был бы так расстроен по этому поводу.
– Я люблю тебя, Эдвард, – сказала я, снова обнимая его, еще крепче, – И я не хочу, чтобы ты был несчастен всю оставшуюся жизнь, пытаясь быть кем-то, кем ты не являешься. Если есть что-то, чем ты хочешь заниматься, я хочу, чтобы ты делал это. После суда деньги, которые дал нам твой отец, будут «разморожены», …и ты можешь пойти учиться, куда захочешь. Ты можешь сделать это.
– Если меня не осудят за убийство, – добавил он.
– Этого не произойдет, Эдвард, – я махнула рукой, от всей души уверенная в этом, – Я говорила тебе, что никто и никогда не заберет тебя у меня… или у Кэти. Я не позволю этому случиться. Поверь мне.
– Я люблю тебя, Белла, – он заплакал сильнее и обнял меня, – Прости меня!
Я почувствовала такое облегчение от того, что сейчас он обнимает и слушает меня, …что тоже разревелась вместе с ним.
– Все нормально…, – я шмыгнула носом, – Ты никогда нас не потеряешь, так что прекрати бояться этого, слышишь меня?
Он кивнул, не в состоянии сказать ни слова, и я слышала его сдавленное дыхание у своей шеи и плеча.
– Блин, это было худшее родительское собрание, на которое я когда-либо ходила! – я попыталась разрядить обстановку.
Эдвард слабо усмехнулся.
– Кто бы мог подумать, что Дональд Дак тебя так огорчит? – спросила я и услышала его негромкий смех.
– Я слышала это, – я украдкой взглянула на него и увидела, что с ним все в порядке, и он улыбается.
Я притянула руками его совершенное и мокрое лицо и поцеловала в губы.
– Я лишь хочу спросить у тебя одну вещь, – сказала я с улыбкой.
– Какую? – спросил он.
– Кто твой папочка? (изначально фраза использовалась в БДСМ-культуре, впрочем, она имеет более широкое применение; смысл ее, думаю, никому объяснять не нужно – прим.пер.), – спросила я. И он рассмеялся. Я бы променяла все психологические степени и награды в мире на этот его смех.