Красная королева
Шрифт:
Глава 21
Опасно недооценивать противника. Извинением мне может служить только то, что я никогда раньше не участвовала в интригах. И то, что королева-мать на некоторое время оставила меня в покое, восприняла как маленькую победу. Я решила, что Ателанита сочла меня достаточно серьезным противником, и сейчас у нас перемирие.
Более того, когда королева-мать прислала мне на собеседование двух пожилых теток, рекомендуя их на место миледи Лекорн, а я, придравшись к мелочам, отказала обеим, никаких словесных выговоров от свекрови не было.
Миледи Лекорн дорабатывала последние дни и была официально извещена, что как только я найду фрейлину на ее место, она отправится в отставку. И надо же такому случиться, что именно упомянутая миледи явилась главной свидетельницей в грандиозном семейном скандале.
Его величество заявился ко мне в неурочный час в сопровождении только королевы-матери. Всю свиту он оставил в приемной, не дал мажордому возможности объявить свой вход и вместо стандартного приветствия рявкнул на моих фрейлин:
— Все вон отсюда! Немедленно вон!
Перепуганные женщины торопливо двинулись в сторону дверей, и тут вмешалась Ателанита:
— Миледи Лекорн, я прошу вас задержаться.
Упомянутая миледи скромно встала за спиной свекрови. Как только дверь за фрейлинами закрылась, мой муж каким-то визгливо-шипящим тоном спросил:
— Кто является вашим любовником, мадам?
Этот «наезд» был настолько неожиданным, что я даже не сразу восприняла его всерьез. Слишком уж нелепыми показались мне обвинения. Ну, в самом деле, какой может быть любовник, если я двадцать четыре часа семь дней в неделю нахожусь под присмотром? Даже в туалет я хожу не одна. Именно это я и попыталась донести до взбешенного короля.
Однако его величество, вовсе не расположенный слушать меня, швырнул мне в лицо плотный и слегка помятый лист бумаги, гневно допрашивая:
— Кто писал вам, мадам?! Кто этот человек?!
Я наклонилась и подняла бумагу, пробежав глазами ровные строчки. Некто, подписавшийся одной только литерой «F», писал, что оплакивает каждый день, который вынужден провести вдали от меня. Жаловался на то, что два года разлуки легли на его плечи непосильным бременем. Мечтал о том дне, когда он вернется и ему вновь будет дозволено поцеловать мою руку. Самым ужасающим было то, что он обращался ко мне на ты и называл Элен.
Дочитав, я слегка пожала плечами и бросила лист на стол.
— Ваше королевское величество, с чего вы взяли, что это письмо адресовано мне? Мало ли Элен в вашем королевстве? — тут я, еще не осознавая всей серьезности положения, невольно вспомнила: «Мало ли в Бразилии донов Педров?» Усмешку мне удалось сдержать с большим трудом — в тот момент я все еще не почувствовала нависшей надо мной угрозы.
Дальше последовала совершенно безобразная сцена: король ударил меня по лицу. Не знаю, каким чудом я сдержала себя и не оставила мужа калекой: выбить ему коленную чашечку я могла в любую минуту. Король орал на меня…
Король орал, я стояла, потупившись и молчала…
Больше всего я злилась на собственную глупость. На то, что расслабилась и позволила себе забыть, как ко мне относится свекровь. То, что вся эта сцена — ее рук дело, не вызывало во мне ни малейшего сомнения. Глядя на то, как король беснуется и старается не орать во весь голос, чтобы его не услышали топчущиеся в приемной придворные, Ателанита улыбалась. Нет-нет, это не был откровенный смех или радостная улыбка, это была тонкая змеиная усмешка, которая едва тронула кончики ее обвисших губ. Но ее взгляд сказал мне уже очень многое.
Король обвинял меня в том, что я состояла в переписке с каким-то мужчиной, не желая слушать мои оправдания. Затем вмешалась Ателанита, и выступившая из-за ее спины Лекорн подтвердила, что вчера я собственноручно написала несколько записок: «… я не имела возможности проследить! Понимаете, ваше королевское величество, ваша жена отстранила меня от управления ее свитой, и записки разносил мальчик-паж, которого королева выбрала сама. Я не имела возможности влиять…»
Расположившись в моем кресле, прооравшийся король вызвал пажа. Долго и подробно выспрашивал у него, куда именно он нес мои записки. Пригрозил поркой и довел мальчишку до слез. Но кроме трех «адресов» ничего не добился. Рыдающий паж повторял как заведенный:
— Первая записка кастеляну барону Жиберу, вторая — его светлости герцогу де Сюзору, а третью я отнес лорду Ферзону. Все, как королева и велела. А больше я, богом клянусь, ничего не знаю, ваше королевское величество!
Стоя перед королем я повторила свой вопрос:
— Ваше величество, откуда вообще взялось это письмо, с чего вы решили, что оно адресовано мне?
— Письмо передал мне верный человек. Письмо он получил случайно, но при обстоятельствах, которые изобличают вас, мадам. Оно совершенно точно предназначалось вам!
— Ваше королевское величество, я готова на священной книге поклясться, что не знакома с автором письма и не состояла ни в какой порочащей меня переписке. Вы можете потребовать у кастеляна, герцога де Сюзора и лорда Ферзона записки, которые я вчера отправила, и лично прочитать их. Ни одно слово там не может опорочить вас.
Возможно, переждав гнев супруга и повторив ему все это несколько раз, мне удалось бы локализовать конфликт, но тут дровишек в костер с постным лицом подкинула Ателанита:
— Сын мой, ваша жена последнее время ведет себя более чем странно. Она прогоняет от себя верой и правдой служившую ей миледи Лекорн. Она позволяет себе неуважительно относиться ко мне, вашей матери. Она поменяла даже свои домашние туалеты и теперь похожа не на жену короля, а бог весть на что. В ней напрочь отсутствует королевское величие, — все это произносилось с видом величайшей озабоченности, царившей на скорбном лике королевы-матери.
— Что вы предлагаете, мадам? — раздраженно спросил король. — Все, что вы говорите, я вижу и сам. Но даже если отправить мальчишку на конюшню, я думаю, мы не узнаем ничего нового. Я не могу начать публичный процесс о неверности королевы с одним этим письмом.