Красная королева
Шрифт:
Отца же Ангердо нельзя было заподозрить в слабоумии. Он все сделал достаточно грамотно, выведя страну из-под власти Рамейского престола. Сославшись на то, что король при коронации получает помазание тем же миром, что и высшие церковные чины, он взял себе титул архиепископа, оставив всех кардиналов в стране под своей властью.
И поскольку на тот момент у папы Рамейского были серьезные проблемы аж с тремя государствами, он пошел на сделку, закрепив титул за Аделардо Третьим: архиепископское звание в обмен на деньги и военную помощь. Так что в Луароне проводились как венчания, так и прочие религиозные службы. Но король автоматически получал звание архиепископа и полную власть над церковью своей страны. Он же раздавал святым отцам должности и бенефиции. Грубо говоря, официального разрыва как бы и не было. Просто архиепископ Луаронский легко мог позволить себе наплевать на все просьбы или требования Папы Рамейского, так как напрямую престолу не подчинялся.
Отец Ангердо был достаточно умен и потому легко нашел большое количество священнослужителей, готовых принять свою власть из его рук. Он отменил обет безбрачия и позволил духовным лицам заводить семьи и детей. Он разделил страну на провинции, и каждый кардинал получил довольно обширные земли, где сам мог снимать и назначать низшие чины. Правда, утверждать человека в должность все равно должен был король. Кардинал мог только снять неугодного. Было еще довольно много изменений, за которые святые отцы готовы были простить даже урезание церковной десятины.
В мои планы вовсе не входило позволить местным церковным хищникам обдирать Луарон в пользу Папского престола. В данный момент все эти сборы оставались и тратились именно в моей стране. Если все вернется на круги своя, денежки вновь потекут к Папе, что усилит его позицию на политической арене и даст дополнительные возможности вмешиваться в дела Луарона и других государств.
Раз уж у меня нет выбора, то драться за свою свободу и независимость Луарона я буду всерьез и без всяких правил.
Ближе к ужину, когда траурная толпа в моей приемной уже слегка поредела и большей частью остались не любопытные придворные, а реальные просители, которым что-то было нужно, дверь распахнулась и мажордом торжественно произнес:
— Папский легат архиепископ Николо дель Альбани просит королеву пожаловать к нему сейчас.
Это была даже не наглость и нарушение этикета, а почти прямое открытие военных действий против королевы.
— Передайте мессиру дель Альбани, что, приехав в мою страну, он сейчас нарушает законы и приличия! Если он хочет видеть меня, я найду время, чтобы принять мессира.
Слово «архиепископ» я упустила в своей речи намеренно. В распахнутую дверь приемной было видно, как испуганно перекрестилась какая-то пожилая дама.
Для меня же главное было понять, пойдет ли архиепископ на конфликт или же заявится лично и попытается решить дело миром. Оставалось только ждать, понимая, что через несколько минут мои слова разнесут по всему дворцу, а к утру Сольгетто будет знать, что королева отказала епископу.
По сути, своими действиями я раскачивала народ на гражданскую войну. Это пугало меня сильнее, чем все остальное. Но и отдать людей, а заодно и жизнь моих детей во власть попам я не желала.
Глава 6
Мажордом захлопнул дверь, в углу комнаты испуганно перекрестилась Тусси, а Гастон спросил:
— Ваше величество, приготовить глинтвейн для гостей?
— Не стоит хлопот, Гастон, закажи на кухне.
— Какие бокалы подавать, ваше величество? Кубки или стеклянные?
Эти самые стеклянные бокалы подарил мне около года назад герцог де Сюзор. Даже в своем мире я не видела такой удивительной работы. Сам бокал был почти идеальной стеклянной сферой со срезанной верхушкой. Абсолютно прозрачное, почти невидимое стекло вставлялось в тяжелую металлическую ножку. Эта самая ножка представляла собой вставшего на дыбы льва, держащего стекло в передних лапах. Подставка была отделана дубовыми листьями, а все вместе являлось символикой королевского герба. Тщательность выполнения чеканки по металлу просто поражала: в гриве можно было рассмотреть каждый волосок. Эти бокалы ставили на стол исключительно по особым случаям. Например, в дни церковных праздников.
— Я решу во время беседы, Гастон. Пока просто закажи напиток на кухне.
Я вовсе не была уверена, что мессир дель Альбани явится лично. Однако через некоторое время мажордом вновь распахнул дверь и объявил:
— Папский легат, архиепископ Николо дель Альбани просит королеву принять его!
Я кивнула, соглашаясь, и в дверь начали входить мужчины. Первым шел сам архиепископ: статный, еще не старый мужчина в тяжелой шелковой рясе черного цвета, опоясанной фиолетовым с золотом поясом. Из его сопровождения я знала только двоих: кардинала Ришона и кардинала Эгберта Годрика.
Этот самый Годрик был ближайшим сподвижником кардинала Ришона, можно сказать, его правой рукой. Он управлял делами церкви в соседней со столицей провинции и в свое время попортил немало крови Ангердо. Конечно, мой покойный муж не посещал все собрания кардиналов: ему было скучно. Но, разумеется, раз в год присутствовал на Всеобщем Церковном Соборе, как главенствующее лицо церкви, как единственный архиепископ в Луароне. И эти три дня всегда портили ему настроение: кардиналы вечно пытались урвать у казны лишнего.
Еще трое мужчин были мне совершенно незнакомы. Думаю, они прибыли вместе с архиепископом, просто в качестве сопровождающих.
Мессир дель Альбани явно был умен. Поняв, что я настроена достаточно раздражённо, он вел себя сейчас как посол иностранной державы перед правителем государства. Поклонился, лично представил всех своих спутников и почти смиренно застыл передо мной, ожидая решения. Я встала со стула, поприветствовала вошедших и подошла под благословение архиепископа. Склонилась, поцеловала кольцо на его руке, выслушала положенные слова и пригласила:
— Присаживайтесь к столу, святые отцы. Думаю, разговаривать сидя нам будет удобнее.
Мужчины расселись, и неловкий момент общего молчания прервал архиепископ:
— Дочь моя… Посланный сюда волею папы Рамейского, я явился для того, чтобы смягчить вашу душу. Святой престол открывает вам объятия. Так вернитесь же в лоно истинной Матери Церкви под руку мудрых пастырей, что уберегут душу вашу и души всех ваших вассалов от скверны.
Я молчала, давая мессиру выговориться. И он продолжил: