Красная Орхидея
Шрифт:
— Как ты?
— Точно.
Анна иронически подняла брови… но все же прикусила язык.
— Увидимся утром. — Он наклонился к ней и поцеловал в щеку.
От его запаха по телу прокатилась горячая волна. Такое бывает только в кино: когда героиня обнимает главного героя обеими руками, притягивает к себе и впивается в него долгим сладострастным поцелуем. У Анны не было такой удали, однако, когда Джеймс захлопнул дверцу машины, она пожалела, что упустила момент.
Анна припарковала «мини» возле дома и на лифте поднялась к своей квартире — на второй этаж пешком ноги ее уже не несли. Войдя к себе, она швырнула ключи на столик в прихожей и двинулась в спальню, на ходу высвобождаясь из пальто, одну за другой сбрасывая туфли, — оставляя за собой след из скинутой одежды.
Она плюхнулась на постель, широко раскинув руки. У нее даже не было сил подняться и почистить зубы.
Она глубоко вздохнула и простонала:
— От бли-ин…
Джеймс Ленгтон вернулся и так прочно обосновался в ее сердце и мыслях, что отрицать это было просто глупо.
ГЛАВА 17
День двадцать восьмой
Спящая Эмили выглядела такой юной и невинной! Капельница с глюкозой была на прежнем месте. Длинные худые руки лежали поверх натянутой простыни, а костлявые кисти покоились одна на другой. Кто-то убрал ей волосы с лица, прихватив их эластичной лентой, подчеркивающей ее высокие точеные скулы. Ее большие глаза казались глубоко запавшими под закрытыми веками.
В палату Анну проводила медсестра, мимоходом сообщив, что Джастин Виккенгем значительное время просидела у постели сестры.
— Ночью? — обеспокоилась Тревис.
— По всей видимости, да. Фактически вы с нею разминулись.
— А доктор собирается выписывать Эмили?
— Не знаю. Я только измеряю давление.
— Вы ее разбудите?
Сестра сверилась с часами и жалостливо улыбнулась:
— Боюсь будить. У нее ночью подскочило давление и только к утру чуточку снизилось.
Анна уступила место медсестре, которая осторожно подняла руку Эмили и обернула ее черной манжетой. В тишине палаты накачивание в прибор воздуха производило невероятный шум. Анна обошла медсестру, чтобы лучше видеть Эмили в то время, как той измеряли пульс. Девушка проснулась и уставилась перед собой застывшими кукольными глазами, игнорируя медичку. Анна подождала, пока та покинет палату, и приблизилась к постели:
— Эмили, я Анна Тревис.
— Я не слепая, — отозвалась она тихим, унылым голосом.
— Я не хочу беспокоить тебя больше, чем это необходимо.
— Супер. — Она нажала на кнопку регулятора койки, чтобы сесть повыше.
Анна придвинула к себе стул:
— Мне надо задать тебе кое-какие вопросы.
Девушка не ответила.
— Ты позавтракала?
— Я не голодна.
Хоть какое-то начало. Анна обдумывала, как ей продолжать общение: Эмили вела себя абсолютно не так, как предыдущей ночью.
— Я сдержала свою часть договоренности: ты минувшей ночью осталась здесь.
Никакой реакции.
— Эмили, взгляни на меня, пожалуйста.
Та медленно повернула голову к Анне, обратив к ней широкие, как блюдца, исполненные страдания глаза. Эмили напоминала больную птицу. Казалось, голова девушки слишком тяжела для такой хрупкой шеи.
— Ты сказала, что поговоришь со мной и ответишь на мои вопросы. Это крайне важно, Эмили.
— Нет. Уходите, — произнесла она это без всякого гнева, усталым, тихим голосом.
Поколебавшись, Анна протянула руку и взяла ее худенькую кисть:
— Ты знаешь, если смогу, я снова помогу тебе. Возможно, я договорюсь, чтобы за тобой присматривали.
— Может, я умру, и тогда все закончится.
— Расскажи мне, что с тобой произошло, Эмили.
Тонкая кисть крутанулась и сжала руку Анны.
— Я знаю про твой аборт.
Глаза девушки наполнились слезами, рука ее вцепилась в Аннину еще крепче.
— Он постоянно говорил мне, как сильно меня любит. И якобы все, что он со мной делает, — оттого что очень любит, и я верила ему. Но потом я стала чувствовать какое-то недомогание.
— Это был ребенок твоего отца?
— Я ни с кем больше не была. Я не знала, что беременна, пока папа меня не обследовал. Он сказал, что сделает все как лучше, что все это пройдет и никто об этом не узнает.
— Сколько месяцев ты была беременна?
— Я не знаю.
— И когда он делал для тебя это «как лучше» — где ты была?
— Дома.
— Тебя оперировал отец?
Эмили отпустила ее руку и съежилась на постели подальше от Анны. Она подняла пластырь, державший иглу капельницы на ее правом предплечье.
— В доме была для этого специальная комната?
— Да.
— Расскажи мне о ней.
Эмили не ответила.
— В этой комнате есть медицинские инструменты?
Тревис наклонилась ближе, и девушка полуобернулась к ней. Все случилось так быстро, что Анна даже не успела ничего сообразить. Эмили вырвало, и с новым позывом она вцепилась в Анну и окатила ее.
Ленгтон уронил трубку на телефон. Льюис сидел напротив него.
— Тревис в больнице с Эмили Виккенгем. Девица блеванула прямо на нее, и Анна сомневается, что в состоянии сейчас ее допрашивать. Но та подтвердила, что отец сделал ей аборт, причем на дому. Тревис пыталась выяснить, где находится это место и есть ли там медицинские инструменты, которые могли бы использоваться при убийстве Луизы Пеннел. В смысле, есть ли у него в доме такое место, где этот подонок, черт возьми, ее располовинил!
— Значит, когда мы туда попадем, мы это место обнаружим, — сказал Льюис.
Ленгтон поджал губы:
— Да, но ведь он мог и избавиться от инструментов, к тому же вовсе не обязательно, что все это находится в Мейерлинг-Холле.
— Так когда мы туда попадем?
Ленгтон поднялся и затянул галстук:
— Подождем результатов экспертизы пятен крови с квартиры его дочери. Они еще не поступили?
— Нет. Экспертам понадобится не меньше суток. Что, есть сомнения?