Красная перчатка

Гладкий Виталий Дмитриевич

Третий день турнира едва не закончился для шевалье большой печалью. Довольный своими успехами и золотым дождем, пролитым на него поверженными баронами, он не пожелал участвовать в состязании. Начиналась джостра — поединок — но Раймону лень было возиться с каким-нибудь бедным шевалье, у которого за душой ни гроша. А забрать у такого несчастного последнюю надежду — его боевого коня и воинское облачение — де ля Шатр просто не мог; так поступали только люди низкие, у кого благородства не сыщешь и светлым днем со свечой. Поэтому он решил лишний раз не рисковать, тем более что самые богатые сеньоры и бароны или выбыли из строя или решили отказаться от джостры — по той же причине, что и шевалье. Оставались лишь молодые искатели славы, и те, кто хотел свести

счеты друг с другом. Но де ля Шатр не имел личных врагов. По крайней мере, он так думал. И, как оказалось, ошибался.

Его все-таки заставили выставить свой щит под Золотым деревом. Ведь де ля Шатр считался одним из лучших рыцарей Бретани, и Жан Бретонский не желал, чтобы какие-нибудь англичане или рыцари из Фландрии взяли верх над его вассалами. Пришлось подчиниться требованию маршала-распорядителя, дабы не уронить свою честь.

Раймон де ля Шатр, сидя в полном боевом облачении на табурете в тени своего шатра, с тоской молил всех богов, чтобы сегодня ему не пришлось драться. Рыцари подъезжали к Золотому дереву, ударяли копьем о щит будущего соперника, вызывая его таким образом на бой, и начиналась очередная джостра: ломались копья, трещали щиты, звенели мечи, дико ржали боевые кони, а собравшийся на турнир честной народ в восхищении от великолепного зрелища хлопал в ладоши, свистел и орал, почти не переставая, до хрипоты.

Про де ля Шатра и впрямь словно забыли. В принципе, ничего необычного в этом не было. Многие знали его силу и не рисковали пытать судьбу в схватке с таким грозным соперником. А те, кто хотел поживиться, — как и сам шевалье — выбирали себе противников побогаче и познатней; что толку с рыцаря, у которого нет ни поместья, ни богатства?

И вдруг шум на ристалище затих, словно по мановению волшебной палочки. Раймон де ля Шатр услышал звон своего щита. Этот звук он не мог спутать ни с каким другим; оружейники Толедо потрудились на совесть — крепчайшая сталь на щите звучала, словно колокол. Он поначалу даже не поверил — его вызывали на бой, и не на обычную джостру, а с применением боевого оружия! Оруженосец шевалье, юный Анри, уже подавал ему шлем, чтобы прикрепить к кирасе, а де ля Шатр всё никак не мог прийти в себя от изумления и досады — какому идиоту пришла в голову мысль вызвать его на смертельный поединок?! Такие вещи иногда случались на турнирах, но неужели Жан Бретонский допустит на своем празднике кровопролитие? Ведь вряд ли у кого могли возникнуть сомнения, что шевалье Раймон де ля Шатр простит самоуверенному наглецу его выходку.

Он сел на коня, взял копье и направился к герольдам, где как раз шло бурное совещание. Дело в том, что рыцарь, вызвавший шевалье на смертельный поединок, был одет во все черное и нес на своем щите серебряное изображение ворона и девиз «Свободен и смертоносен», что не вписывалось ни в какие каноны геральдики — никто не знал такого герба. Похоже, Черный рыцарь по какой-то причине решил скрыть свое имя. Это было его право, но герольдам неизвестный обязан был сказать, кто он и откуда. Мало того, к участию в турнире допускался только тот, чей отец, дед и прадед были людьми свободными. Герольды и напомнили Черному рыцарю турнирные правила. Тогда тот, нагнувшись с седла, что-то прошептал на ухо маршалу-распорядителю. Маршал кивнул и слегка улыбнулся — видимо, узнал рыцаря. Подняв руку, привлекая к себе внимание, он громогласно объявил:

— Этот рыцарь имеет право вызвать на бой любого! В этом я ручаюсь!

Начались переговоры насчет выбора оружия и времени поединка. Черный рыцарь был непреклонен: драться любым оружием и сколь угодно долго, пока один из противников не признает себя побежденным.

Выбрали копье и меч; «скорпион», которым хотел вооружиться Черный рыцарь, отвергли единогласно, не слушая его возражений. Что касается Раймона де ля Шатра, то ему было все равно, с каким оружием в руках сражаться. Он все присматривался к Черному рыцарю, пытаясь узнать, кто же это. Конечно, это тот самый неистовый воин, налетевший на него в «меле». Де ля Шатру показалось,

что он встречался с ним и раньше, до турнира.

Как бы там ни было, шевалье подготовился к бою со всей серьезностью. Личные счеты добавляют силы и злости, поэтому такая джостра становится непредсказуемой. Один неверный маневр или плохо поставленная защита — и ты уже в раю, чего де ля Шатру очень не хотелось бы — денег, полученных от баронов, с лихвой хватало, чтобы привести в порядок свое родовое поместье и расплатиться с долгами.

Пять раз — по уговору — они ломали копья, и пять раз никто из них даже не шелохнулся в седле. Черный рыцарь пытался попасть острием копья в решетку забрала де ля Шатра, чтобы нанести ему тяжелое увечье или покалечить, а то и убить; обычно при удачном попадании в шлем противник часто вылетал из седла. А шевалье раз за разом атаковал щит противника, чем вызывал одобрительные возгласы — так обычно поступали настоящие ревнители турнирных законов.

Разновидностей копейного поединка было две — гештех и реннен. В первом между схватками устраивались паузы, а во втором атаки следовали одна за другой. Поединщики согласились на реннен — Черный рыцарь из-за яростного нетерпения как можно скорее повергнуть своего врага, а шевалье — чтобы побыстрее убраться с ристалища. Раймон де ля Шатр не горел желанием жестоко расправиться со своим противником; слишком много встречалось на его пути таких задиристых петушков, которых хлебом не корми, а дай подраться, желательно насмерть. «Кто же он, черт возьми?!» — думал шевалье. И не находил ответа.

Но вот пришла пора спешиться. Схватка на мечах получилась настолько захватывающей, что даже герцог Жан забыл о своих болячках и привстал. Толпа ревела, подбадривая бойцов, дамы бросали на арену цветы, отдавая должное мужеству и выносливости рыцарей, а опытные воины в восхищении качали головами — бой Черного рыцаря с Раймоном де ля Шатром можно было смело вписать в рыцарские анналы.

И тут де ля Шатр допустил серьезную оплошность, которая могла стоить ему жизни. Такой конфуз случился с ним впервые. Все еще мечтая как можно быстрее расквитаться с противником, он выбрал момент и нанес ему свой коронный удар с низкой стойки — молниеносный укол мечом-бастардом в участок тела, защищенный лишь кольчугой. Но, похоже, Черный рыцарь ждал этого приема; он немного сместился в сторону, пропуская острие меча шевалье мимо, и нанес в ответ такой сокрушительный удар с верхней позиции, что будь де ля Шатр менее быстр, его противник расколол бы ему шлем вместе с черепом.

Даже потом, мысленно прокручивая в голове все перипетии джостры, шевалье удивлялся, как это ему удалось в последний момент подставить под удар даже не весь щит, а небольшую его часть. Удар противника был нанесен с такой силой, что уникальное изделие славных мастеров-оружейников Толедо не выдержало — меч Черного рыцаря отрубил от щита почти четверть. Клинок лишь скользнул по бацинету шевалье и попал по наплечнику, но и от этого, сильно ослабленного удара, Раймон де ля Шатр зашатался и удержался на ногах лишь чудом.

Зрители ахнули и на мгновение умолкли. Воцарилась такая тишина, что даже слышно было, как недовольно фыркают боевые кони, которых обихаживали оруженосцы — прислуге хотелось побыстрее управиться с делом и тоже поглазеть на джостру, а капризные дестриэ, не привычные к подобной небрежности, таким образом выражали свое недовольство.

Де ля Шатр словно проснулся. Все вдруг стало настолько серьезным, что он мигом забыл о своих мечтаниях и принялся за дело всерьез. Отбросив покореженный щит, он обрушил на Черного рыцаря град ударов, нимало не волнуясь о защите. Зная свои силу и возможности, шевалье решил надеть облегченный итальянский доспех — боевой и весивший почти в два раза меньше, чем турнирный. В нем можно было двигаться свободно и не бояться пешего боя, очутившись на земле. Единственными дополнительными элементами защитного снаряжения, которые позволил себе шевалье, были наручи — гард-бра — и подвижные набедренники. Обычно ему хватало и кольчужного хаубергона.