Красная перчатка
Шрифт:
Вышеня слушал ваганта, открыв рот. Похоже, его новый товарищ побывал во всех «веселых» домах Европы. Это обстоятельство, как ни странно, только скрепило их дружеские отношения.
Клаус водил Вышеню по таким местам, куда тот никогда бы не сунулся ни под каким видом. Истома только крякал от возмущения, когда узнавал про «шалости» хозяина, но помалкивал и дулся на Вышеню, как мышь на крупу. Ему тоже хотелось как-то скрасить скучную жизнь в Любеке, но приятели не брали его с собой. Выпросив у Вышени грош, Истома покупал жбан пива и коротал вечера в одиночестве, что было противно его живой, энергичной натуре.
Особенно часто Вышеня и Клаус бражничали в портовой таверне под названием «Красная селедка».
Вскоре Вышеня стал в «Красной селедке» своим человеком, и только хозяин таверны, герр Якоб Брувер, держался с ним настороженно, словно в любой момент ожидал какого-нибудь подвоха. Иногда Вышене даже казалось, что Якоб раскусил его и может донести в городской Совет, но хмельное пиво быстро вышибало из головы дурные предчувствия, и юноша веселился наравне со всеми, особенно когда Клаус брался за свою лютню и начинал распевать песенки весьма сомнительного содержания:
…Пусть в харчевне я помру, Но на смертном ложе Над поэтом-школяром Смилуйся, о Боже!Больше всего Вышене нравилась песня о судьбе; ему казалось, что она написана для него:
— О, судьба! Луной изменчивой сияешь, Или растешь, иль убываешь, И ходом жизни ты повелеваешь, Которая совсем не мед. И нищета, и власть — Все тает пред тобой, как лед… [62]62
Песня «О, Fortuna» (пер. автора). Все стихи взяты из рукописного поэтического сборника вагантов «Carmina Burana». («Песни Бойерна», лат.), XIII век.
Именно «Красная селедка» и стала очередным поворотным моментом в судьбе новоиспеченного рыцаря-бакалавра Готье де Брисэя. Это случилось весной, когда сошел лед, шторма затихли и грузовые суда наконец получили возможность выйти в море.
В один из весенних дней прибыло ганзейское судно из Великого Новгорода. Его команда, а также купеческие подмастерья первым делом решили отметиться в любимой таверне, чтобы выпить кружку-другую превосходного пива у всеми уважаемого Якоба Брувера; уж что-что, а этот напиток он варил просто превосходно. И надо же такому случиться, что у Клауса после посещения «веселого» дома фрау Греты сильно пересохло в горле, и он предложил зайти именно в «Красную селедку», хотя по пути к дому госпожи Мюнихс, где Вышеня приютил беспутного ваганта, было, по меньшей мере, пять питейных заведений!
Их встретил привычный кухонный чад, крепкие запахи мужского пота и свежего пива, гвалт изрядно подпивших морячков. Перебивая друг друга на полуслове, те взахлеб рассказывали разные морские истории, в которых большей частью присутствовали коварные девы-никсы [63] и разные другие морские чудища.
Все моряки были очень суеверны, и Клаус нередко посмеивался над их чудачествами.
63
Никсы (нем. nixen — русалки) — русалки или водяные в западновропейском фольклоре.
Заказав себе и Вышене пиво, Клаус быстро выпил первую кружку и отправился путешествовать со своей лютней между столами. Таверну герр Брувер построил очень вместительную, — ее потолок поддерживало несколько столбов — поэтому людей было много, и все они жаждали услышать песни разбитного малого. Нередко хозяин даже приглашал Клауса повеселить клиентов, выставляя ему за это угощение бесплатно. После каждой песни вагант не стеснялся пускать по кругу свой берет, и в него тут же начинали сыпаться монеты разного достоинства. Так что на содержание приятеля Вышеня почти не тратился.
Задумавшись, Вышеня и не заметил, как беседа за соседним столом, где сидели ганзейцы, прибывшие из Новгорода, вдруг стихла, а на него уставились недоброжелательные взгляды.
— Это он, точно он! — утверждал купеческий подмастерье.
— Ты ошибаешься, Зиман, — осадил его один из моряков, мужчина в годах. — Рыцарь просто похож на убийцу твоего брата Клейса. Так иногда бывает. Тот русский не может быть в Любеке. Тем более, под личиной рыцаря.
— А я говорю — он! — горячился Зиман. — Я и на смертном одре не забуду его лица!
— Может, спросить этого малого напрямую? — высказал свое мнение другой подмастерье — рыжий и конопатый, с хитрой лисьей мордахой.
— Ну да, так он тебе и ответит… — прогудел боцман, который даже не снял просоленного морского кафтана, шуршавшего словно пересушенный пергамент. — Не будь наивным, Хунрад. А ты, Зиман, успокойся. Выпей еще кружку, и в твоей башке все станет на свои места. Это не тот человек. Только похожий на него. Ганс верно говорит.
— Вы как знаете, — не унимался Зиман, — но я все-таки спрошу!
— Постой! — Рыжий Хунрад придержал его за рукав. — Я сделаю это лучше. Как звали убийцу Клейса?
— Вышеня, боярский сын.
— Запомнил. А вы наблюдайте… — Хунрад прокашлялся и вдруг звонким голосом, перекрывшим шум таверны, крикнул: — Вышеня!
Молодого боярина словно ткнули раскаленным гвоздем в мягкое место; он подскочил на лавке и помимо своей воли резко обернулся на зов. Вышеня почти год ждал, что ганзейцы могут его узнать, несмотря на авторитетные заверения мессира Джеральда, утверждавшего, что Любек — самое безопасное место для беглеца. Он страшился этого момента, но когда тот наступил, юноша оказался совсем не готов к нему. Пьянки-гулянки дни и ночи напролет в обществе ваганта усыпили бдительность, притупили чувство опасности, и когда раздалось его имя, Вышеня растерялся.
Зато неистовый Зиман, выхватив нож, перескочил через стол и с криком «Смерть убийце!» бросился на новгородца. Но если по части психологии Вышеня не выдержал испытания, то уроки мсье Гильерма вошли ему в плоть и кров. Он механически выхватил меч и быстрым движением вспорол руку Зимана с ножом от кисти до локтя. Подмастерье закричал от боли, из раны хлынула кровь… и вокруг молодого рыцаря завертелась стальная круговерть — разъяренные товарищи Зимана набросились на него с ножами, как стая псов на одинокого волка.