Красная перчатка
Шрифт:
Глава 10
Ростовщик тамплиеров
У Вышени глаза разбегались от разных чудес, которые встречались в Любеке буквально на каждом шагу.
Особенно его поразило то, что вода течет по всем улицам, заключенная в керамические трубы. Ее направляло в город огромное колесо с черпалками, размером не менее сотни сажен, устроенное на реке. Вода не только подавалась в дома зажиточных бюргеров, но и текла из медных столпов на площадях — всякий мог подойти и напиться всласть, причем совершенно бесплатно.
Как раз это «бесплатно» и было в Любеке главным чудом, потому что в городе приходилось платить даже за воздух. Хочешь полюбоваться на красивые сады вокруг города, погулять по чистым, посыпанным речным песком дорожкам между деревьев — плати. Оказался на территории порта, если ты не купец, — должен кинуть в жестяную кассу медный грош. Зашел
Правда, существовало еще одно занимательное место, которое называлось «вертеп»; за него тоже не нужно было платить, но тем не менее рядом с ним постоянно отирался монах в рубище с кружкой для пожертвований. Возле Эгидиенкирхе стоял красивый игрушечный домик, в котором каждый день по многу раз происходило целое представление. Оно показывало всем желающим маленького Христа на руках Девы Марии и поклонение волхвов. Под звуки серебряных колокольчиков по синему небу в россыпях бриллиантов пролетала большая звезда, затем откуда-то прилетали крохотные ангелы с золотым венцом в руках и возлагали его на Пречистую. Появлялись самодвижущиеся фигурки: три красиво одетых волхва и два стража — один с мечом впереди процессии, а другой, что сзади, с топором в руках. (Вышеня так и не понял, в чем заключалась их роль.) Волхвы кланялись Богородице, клали дары, а младенец Христос махал ручкой, благословляя их. Маленькие фигурки на невидимых колесиках укатывались за ширму, ангелы брали венец и взлетали на небеса. Некоторые невежды из любопытствующих зевак даже полагали, что волхвам отрубят головы, но Вышеня хорошо знал Писание, поэтому лишь посмеивался над необразованными простолюдинами.
Познакомил его мсье Ламбер и с местом, которое застолбили любекские менялы. Они в тот раз как раз шли по Королевской улице к тайному помощнику тамплиеров, который жил под чужим именем и занимался ростовщичеством. Конторки менял облепили Королевскую улицу как вороньё стены Новгорода в вечерний час, когда, сбиваясь в стаи, птицы готовились к отлету на ночевку в только им известные места. А у некоторых менял вообще не было никаких помещений, лишь окованный металлом сундук с деньгами, табурет да иногда легкий тканевый навес от непогоды.
Каких только монет нельзя было найти на столиках менял! Ганзейские эстерлинги, золотые французские шездоры, прусские шиллинги [55] , рейнские гульдены, венецианские флорины, кусочки солнечного камня (менялы называли его амбер) … Многие из них до этих пор не попадались на глаза Вышене ни разу, хотя на новгородском торге встречались даже монеты сарацин. Ламбер только посмеивался, глядя на юношу, ошеломленного от массы новых сведений и впечатлений.
— В иных местах бывают совсем уж странные деньги, — сказал он снисходительно, когда Вышеня немного пришел в себя, изумленный при виде кожаных схинов, похожих на те заплаты, что ставит сапожник на прохудившуюся обувь, — Например, перья птиц и ракушки.
55
Шиллинг — монета весом 0,7–0,95 г серебра.
Вышеня лишь покачал головой. Он не сомневался, что кормчий храмовников говорит правду, но все это было как-то чудно.
— Помните главное, мессир, — поучал его Ламбер, — чему равна прусская марка. Менялы, при всем их честном виде, не прочь надуть простофилю, да так ловко, что тот даже останется им за это благодарен. За марку можно купить корову, а за пять — хорошую лошадь. Бочка сладкого вина стоит в Любеке полтора ливра [56] , и назовите того купца мошенником, если он попросит большую цену. Штуку шарлахового [57] сукна можно купить за три ливра, но стоит поторговаться… — мсье Ламбер долго втолковывал юноше, что за цены в Любеке, как нужно общаться с бюргерами, какие таверны посещать, а которые лучше обходить десятой дорогой. Но главное он сказал, когда они уже приближались к дому ростовщика: — Если вам, мессир, придется бежать из Любека, то лучше всего водой… — глаза кормчего стали очень серьезны, а вид — как у настороженного коршуна, чему очень способствовал его крупный крючковатый нос. — Есть в порту рыбак, его старый Кордт. В Любеке Кордта знают все матросы и купцы. Он большой мастер рассказывать разные истории с русалками, водяными и прочими чудовищами, которые водятся в морских глубинах. В любом случае, мессир, постарайтесь добраться до жилища Кордта; я покажу,
56
Ливр — здесь имеется в виду ливр турский, счетно-денежная единица Франции. Людовик Святой (1214–1270) в результате проведенной им денежной реформы установил золотое содержание ливра в количестве 8,271 г.
57
Шарлаховый — ярко-красный.
— Понял, благодарю вас, мсье, — ответил Вышеня, и Ламбер дернул за цепочку, висевшую на внушительного вида дубовой двери, за которой скрывался вход в жилище ростовщика.
Какое-то время никто не откликался на мелодичный звон колокольчика внутри дома, а затем в двери открылось небольшое зарешеченное окошко и сильный мужской голос спросил:
— Кто такие будете, люди добрые, и по какой надобности?
Оглянувшись — нет ли кого поблизости — и приблизившись к оконцу, Ламбер тихо ответил:
— По поручению мессира Реджинальда к герру Гартвигу Витте.
Дверь мигом отворилась и гости очутились в полутемном зальчике, у которого было две двери и лестница, ведущая наверх.
— Сюда, — сказал слуга господина Витте — высокий, широкоплечий малый с тяжелым настороженным взглядом — и указал на лестницу.
Вышеня и Ламбер, поднявшись, оказались в большом, хорошо освещенном зале с камином и высокими узкими окнами. В окнах стояли круглые и выпуклые цветные стекла в свинцовом обрамлении, они закрывались прочными дубовыми ставнями с резьбой и с бойницами в виде сердечек. Вышеня быстро смекнул, что дом ростовщика построен таким образом, чтобы выдержать длительную осаду.
Хозяин, Гартвиг Витте, оказался крепко сбитый седой мужчина, которому уже давно минуло сорок лет. Ламбер что-то шепнул ростовщику на ухо и тот сердечно улыбнулся.
— Рейнольд, — сказал он, обращаясь к слуге, — принеси нам вина и фруктов.
Вскоре, устроившись у невысокого, покрытого красивой скатертью столика возле окна, и хозяин дома, и его незваные гости с удовольствием потягивали вино из высоких чеканных кубков и лакомились заморскими засахаренными фруктами.
Вышеня с огромным интересом рассматривал помещение. Для него здесь все было внове. И огромный камин с колпаком, украшенным скульптурными фигурами диковинных животных и рыб, и красивые ковры на дощатом полу, и потолочные балки, тщательно оструганные и покрашенные темным лаком. И даже широкая удобная лавка, на которой он сидел, служившая подоконником и вмурованная в оконный проем.
Что касается Ламбера, такт тот устроился на сундуке с ручками, и только герр Витте сидел в неудобном, как казалось юноше, креслице с высокой спинкой и подлокотниками. Спинка кресла была полотняной, художник нарисовал на ней целую картину — голубое небо с белыми тучками, на красивой лесной лужайке — олень с огромными рогами и юная дева, почему-то протягивающая животному букет цветов. Или местные олени питаются в летнее время исключительно цветами?
По всему залу на уровне человеческого роста шли резные деревянные панели. А все, что находилось выше, обтягивала лазоревая материя с вышитыми цветочками, за которую новгородские модницы точно подрались бы. «Надо же, такое сокровище — и на стены! — думал удивленный Вышеня. — Видать, у ростовщика денег куры не клюют…»
Но больше всего юношу поразило оружие, развешанное по стенам: «ворон» — немецкий молот с клювом, похожим на вороний, несколько мечей, топор пешего воина на длинном древке, французская алебарда-гизарма, трезубец вил-корсека… Все это как-то не вязалось с обликом мирного ростовщика, днями и ночами думающего только о прибыли в делах и благополучии семьи.
Впрочем, все это многообразие очень полезных для воина вещей было хорошо знакомо новоиспеченному рыцарю-бакалавру Готье де Брисэю. Но вот странную штуковину, которая покоилась на двух крюках несколько поодаль от остального оружия, — насаженную на толстое древко трубу длиною чуть меньше чем полсажени, — ему довелось видеть впервые. Он настолько заинтересовался оружием (юноша не усомнился в этом ни на миг), что не выдержал и обратился к ростовщику: