Красная рябина

Аксёнова Анна Сергеевна

— На микроскоп я коплю.

— Что-о-о?

— Рот закрой, — засмеялся Саша. — Ну чего уставился? Микроскоп хочу купить.

— За-зачем?

— Так, — уклончиво ответил Саша, — проверить кое-что надо.

— Расскажи, а? Я никому, честное слово.

— Потом, может быть, расскажу.

На столе дымилась целая гора блинов. Мать уже была дома. Она отругала Генку, что он ушел без завтрака. Генка съел штук десять блинов с творогом и, подумав, взял еще. Он ждал, что мать похвалит, потому что обычно она всегда жаловалась, что

он мало ест. Но, к своему удивлению, услышал другое:

— Вот что значит с утра голодный ходишь, никак не наешься.

Вскоре пришла Тоня. Она тащила целую сетку мидий.

— Сами убежали, а я вам носильщик, — несердито сказала она и прожорливо набросилась на еду.

Под вечер, когда во дворе подсохло, стали варить мидии. Собрались все: Федя — брат Аллы, ученик городского ремесленного училища, Тоня, Алла, Генка и Саша.

Сначала поставили боком два кирпича и развели между ними огонь. На кирпичи пристроили чугунок с водой, а когда она закипела, всыпала туда рис, вымытые мидии прямо в скорлупе и соль.

Все с нетерпением ждали, когда сварится рис. Но когда чугунок сняли, к удивлению Генки, Тоня и Федя от своей доли отказались. Саша положил себе на тарелку одного риса. Только Алла набрала мидий и стала их есть, причмокивая и пофыркивая.

— А ты чего не ешь?

Генка взял одну ракушку. Створки ее были раскрыты, и внутрь набился рис. Он осторожно сглотнул рис — вкусно. Под рисом что-то желтело. Генка поборол в себе брезгливость и, выковырнув, надкусил. Было что-то похожее на курицу, а в общем, кто его знает. Лягушка жареная, возможно, еще вкуснее. Он сплюнул.

— Не нравится? — разочарованно спросила Тоня. — Вкусно ведь.

— А сами чего не едите?

— Ну мы… мы раньше ели. Знаем.

Часто вечерами ребята ходили на набережную. Там они садились на парапет и смотрели, как от причала отходят прогулочные катера, переполненные нарядно одетыми, веселыми людьми. Один раз и они всей компанией — Тоня, Алла и Саша с Генкой — отправились на морскую прогулку.

Палуба под ногами слегка дрожала от двигателей, через борт долетали редкие брызги. Генка только засмотрелся на открывшуюся как в кино панораму города, как услышал позади себя громкие голоса. Он обернулся и увидел, что перед каким-то мальчишкой в коротких штанах и рубахе с диковинными птицами остановился матрос.

— Не хочешь билет брать — штраф будешь платить.

— Чего привязались, — нахально отбрехивался мальчишка, — проверяли у меня билет. Я на берегу покупал.

— Не было у тебя билета, — настаивал матрос. — Ты говорил, что с матерью. А где мать?

— Врете, не говорил я про мать. Сами отобрали билет, а теперь придираетесь.

Полная женщина с голой спиной и в бусах, похожих на грецкие орехи, вступилась за мальчишку.

— Выходит, если ребенок один, без матери, значит, каждый может оскорблять его? Раз он говорит, что был билет, значит, был.

— Да я ж его знаю, он в который раз мне так попадается, — заверял матрос.

«Ребенок» насмешливыми глазами поглядывал на женщину и матроса.

— Ну хорошо, — сказала женщина, — я за него заплачу. Сколько стоит детский?

Наконец

мальчишку оставили в покое. Он сел на скамейку и, оглянувшись — не смотрят ли на него, — вытащил из кармана измятое, подтекающее молочными струйками эскимо.

И то, как он воровато вытащил его, окончательно убедило ребят, что он ехал «зайцем».

— Дает, — засмеялся Генка, — такой нигде не пропадет.

— Паразит он, — хмуро заметил Саша.

Генка удивился:

— Что особенного? Мы ведь, помните, из-за ограды кино смотрели, тоже вроде «зайцем» получается.

— Так если бы у него денег не было, а то… ловкач он, не видите, что ли. Сожрет свое мороженое — ситро пойдет пить. Спорим? Я таких знаю.

— Давайте, правда, проверим, что он будет делать? — загорелся Генка.

И все четверо, даже Алка, уставились на мальчишку.

Мальчишка ел свое мороженое, облизывался. Потом заметил, что на него смотрят и попытался сделать равнодушное лицо. Но не так-то просто это сделать. Мальчишка ерзал, мороженое текло у него по пальцам… Наконец он не выдержал, встал и ушел на другой конец палубы. Ребята — за ним. И хотя мальчишка стоял у борта спиной к ним, видно было, по тому, как он ежится, что он знает — его преследователи здесь.

Вот он не выдержал, оглянулся и пошел искать новое место. От жары, от сладкого мороженого мальчишке, видно, в самом деле захотелось пить. Стараясь не обращать внимания на ребят, он пошел к буфету.

— Что я говорил! — торжествующе сказал Саша.

Мальчишка сунул руку в карман, но ребята уже были рядом с ним. Сглотнув слюну, он все-таки не посмел купить воды: кто его знает, что задумали эти ребята. Тоскливо покосившись на бутылки, он пошел дальше.

До самого конца путешествия ребята не оставляли его в покое. Как охотники, стерегли каждый его шаг, не давали подойти к буфету.

Когда же катер прибыл в город, мальчишка первым сбежал по трапу и, втянув голову в плечи, юркнул в толпу.

— Ну вот, — меланхолично сказал Генка, — съездили, виды посмотрели.

— А я ничего не видела, — удивленно откликнулась Алка.

Ребята так и прыснули.

Дни катились за днями, как веселые Алкины камушки.

Как-то бабушка послала Генку за хлебом. У булочной была вырыта канава, и через нее перекинут почти новенький кусок рельса. Люди поругивались и осторожно ступали на рельс. Впрочем, канаву можно было и так перешагнуть, стоило сделать шаг пошире, но почему-то никто этого не делал. Генка машинально стал в маленькую очередь, образовавшуюся у рельса, потом, спохватившись, перепрыгнул канаву.

Когда он вышел из булочной, никто уже и не думал пользоваться неудобной переправой, и почти новехонький рельс сиротливо поблескивал на солнце.

Генка посмотрел на рельс и… помчался к Саше.

Мать Саши — тихая женщина, с большими ласковыми глазами — сидела за столом, склеивала листы потрепанной книги. Она работала в детской библиотеке и часто приносила домой то одну, то несколько таких вот замурзанных книжек.

— Нет уж, Сашок, давай на этот раз договоримся: тебе надо новую форму, — говорила женщина.