Красная волчица
Шрифт:
— Здравствуй, Ятока, — Василий волновался,
— Здравствуй, Вася. На охотника посмотри, — Ятока кивнула на сына, который таращил глазенки на заходящее солнце.
— Сын?
— Сын, — улыбнулась Ятока.
— Ребята, сюда, — крикнула Женя. — В нашем отряде-прибыло. Еще один боец появился.
— Качать Ятоку!
Василий неловко взял сына. И Ятоку тотчас подкинули в воздух сильные руки.
— Ой! — отбивалась Ятока. — Совсем сумасшедшие ребята.
— Как назвала сына? — спросила Женя Ятоку,
— Никак не звала. Отца поджидала.
— А ты-то что молчишь? — наступала на Василия Надя.
— Дмитрием назовем. Димкой.
— Правильно, Василий, — одобрил дед Корней. — Дмитрий стоящий был человек.
Погасло солнце. Несмелые сумерки опустились на тайгу. Ятока унесла спящего Димку. За ней в чум пошел Василий.
— Как жила-то? — Василий с любовью посмотрел на Ятоку.
— О тебе все думала. У Димки твои глаза, твоя улыбка. Шибко радовалась. Правильно подруга говорила. На тебя смотрела, Димка шибко похожий.
— Чудачка. Так он мой сын.
— Конечно, твой. И походка твоя.
— Как узнала про походку? Он и ползать еще не умеет.
— Когда на коленях держу, широко шагает.
— Не смеши.
— Надолго приехали?
— До сенокоса будем. А ты собирайся. Без тебя и Димки мама меня на порог не пустит.
В самом центре стойбища парни поставили козлы. На них Василий с Семой пилят плахи для полов, потолков и тес для крыш. Сделано уже много за два месяца.
— Все! — крикнул Василий. — Он скатил с козел бревно, оно глухо упало и рассыпалось на доски.
— Тесу теперь хватит. — Сема по-хозяйски огляделся.
За кухней, где возились Надя и Женя, раздался выстрел. Василий с тревогой посмотрел в ту сторону.
— Кто-то из берданы лупанул, — определил Сема,
— Кого там черт носит? — Василий спрыгнул с козел.
В это время из чащи вышел Кайнача.
— Ты какого черта здесь с ружьем балуешься? Люди же кругом, — ругал Василий Кайначу. — Убьешь еще кого-нибудь.
— Зачем людей стрелять буду? Сохатого добывал.
— Иди девчонкам сказки расскажи.
— Пошто не веришь? Зачем на оленях возить мясо? Пусть само на ногах идет. Подранил сохатого, пригнал сюда и кончил.
— Ну и черт же ты, Кайнача, — примирительно сказал Василий. — Переполошил всех. Мы чуть за ружья не схватились.
Подошел дед Корней. Он точно помолодел, и походка-то другой стала. Везде он успевал побывать: у строителей, на валке леса, не забывал и кухню.
— Ты, паря, только посмотри, что мы тут натворили без тебя, — хвалился дед Корней.
Кайнача не узнавал стойбище. На крутом берегу, вдоль реки, выстроился ровный ряд срубов. Один сруб был уже под крышей. Несколько парней, русских и эвенков, вставляли рамы.
— Скоро новоселье справлять будем, — радовался дед Корней.
Раздался металлический звон. Кайнача вздрогнул. Василий с Семой засмеялись. Это Ятока в железный лист била молотком, созывая на обед.
— Што делаешь? — погрозил ей кулаком Кайнача. — Всех зверей распугаешь.
Парни бросали работу, мылись и рассаживались под деревьями в тени. Ятока разливала суп в миски. Надя и Женя разносили их. А дед Корней отправился в чум Согдямо чай пить.
Старик сидел в чуме и курил трубку.
— Чаек найдется?
— Найдется, бойё. — Согдямо налил ему чаю.
— О чем это думаешь? — отхлебывая чай, спросил дед Корней.
— Как же не думать? Дома нам строите. Чем платить будем? Где деньги возьмем?
— Совсем ты постарел, Согдямо. Платы не надо.
— Как так? Как-та давно ушел я на охоту. Прибежали мои олени и остановились у дымокура Урукчи. За это он с меня шкурку соболя взял.
— Нет Урукчи, паря. Убежал. Бедный народ теперь хозяйствует. А у бедных людей — чистые сердца. И по другим законам они живут. Вот Степан все про коммунизм толкует. Только что это такое и с чем его едят? Не знаешь? И я долго голову ломал. Так прикидывал и этак. И потом осенило меня. Коммунизм-то совсем простая штука. Бежит по лесу ручеек. Напоил коня, и нет ручья. А сбежались ручейки — река стала. И тут уж на пути ее не становись — все снесет. Пока мы врозь были, Урукча, Боков и старик Двухгривенный щипали нас, как коршуны рябчиков. А собрались мы в кучу, где эти коршуны? Вот оно куда ведет.
Согдямо взял лист бересты, повертел в руках и стал что-то вырезать. Дед Корней с любопытством смотрел, но ничего понять не мог.
— Что ты делаешь? — спросил он Согдямо.
— Василий велел. Фигурки нарисовал, велел их вырезать. По ним людей учить будет.
— Буквы, — поправил его дед Корней. — Я, паря, всю зиму грамоту учил, не далась. Вчера смотрю, как Васюха пишет, тоска взяла. — Дед Корней поставил чашку. — Спасибо за чай, Согдямо. Пойду погляжу, что там парни делают.
А у кухни шел спор, как назвать деревню.
— Кайнача, — скажи, как бы ты назвал деревню? — наседал на него Сема.
— Как назвал? Деревня.
— Да каждую деревню деревней зовут.
— А ты пошто по-другому назвать хочешь?
Сема сплюнул, парни захохотали,
— Породите вы, — остановил их Сема. — Это же первая эвенкийская деревня. И не просто деревня, а советская, красная деревня.
— Красный охотник и назовите, — собирая посуду, между прочим сказала Женя.
— Ребята, а ведь верно, — обрадовался Сема. — Несите доску.
Тут же на доске написали углем: «Деревня Красный охотник». Доску прибили к сосне на самом видном месте.
Степан выехал из леса и сразу увидел новые дома под крышей. Обрадовался, но его поразила тишина. Нигде ни души. На кухне под котлами горели костры. Горели костры и возле чумов. Люди только что были здесь. Куда они подевались? Не банда ли какая тут шалит? Степан спешился, привязал коня к дереву, проверил затвор берданы.
От реки донесся смех.
— Фу, черти, — облегченно вздохнул Степан и пошел на голоса.