Красное и белое. И серо-буро-малиновое
Шрифт:
Бывшие матросы, а ныне глуповские мещане, обзавелись за месяцы отсутствия Зойки Три Стакана и Камня семьями и торговыми лавками, возле которых проводили всё время, сплёвывая лузгу от семечек на дорогу и ни о чем не жалея. Завидев своего атамана, они побросали открытыми свои лавки, и как были – в поддевках и косоворотках, ринулись к Зойке Три Стакана. Бросив на них косой взгляд, Зойка Три Стакана спросила:
– Чё без формы? Али пропили?
– Так ведь и мы тоже, Зой, подпольной жизнью жили… Вот и переоделись для антуражу.
В сопровождении солдат, бывших матросов и толпы глуповцев Зойка Три Стакана
Железин, на всякий случай, остался на вокзале дописывать протокол заседания ВРК, поскольку конец авантюры по очередному взятию власти был ему не ясен, и он предпочитал немного погодить.
Толпа вдавила Зойку Три Стакана в здание и выплеснулась обратно на площадь перед балконом, задрав головы вверх и устремив все взоры на балкон здания Совета, ожидая первых результатов. Зойка Три Стакана прошлась уверенным шагом по коридору здания, вызывая изумление у советских работников, и вошла в приёмную кабинета председателя исполкома.
Когда Зойка Три Стакана открыла дверь в кабинет, в котором провела всего только одну ночь, решительность её была слегка поколеблена – в кресле председателя восседал Лев. Лев Живоглоцкий.
Большая глуповская социалистическая революция
Живоглоцкий был одет в чёрную кожаную куртку с накладными карманами. Такие куртки в те времена носили водители автомобилей, лётчики и суфражистки. Никем из этих личностей Живоглоцкий не был. Даже суфражисткой. Помимо куртки другим украшением Живоглоцкого были тщательно отполированные заботливыми руками служащих гостиницы «Аврора» яловые сапоги того же цвета, что и куртка. Для солидности на носу водрузилось пенсне. Все эти три вещи: кожаная куртка, сапоги и пенсне должны были оставлять впечатление, что обладатель сих одежд – человек решительный, властный и жёсткий в своих решениях. Но применительно к нелепой фигуре Живоглоцкого это оставляло другое впечатление, а именно – недоумение. Зойка Три Стакана, увидев Живоглоцкого, остановилась в недоумении.
Живоглоцкий же увидел перед собой женщину (о чём свидетельствовали, впрочем, только очень большая грудь и очень широкие бёдра), одетую так же, как и он. Разве что штаны на ней были красного цвета, а на Живоглоцком – синие. Кожаная куртка и сапоги на Зойке Три Стакана в сочетании с красными штанами оставляли более сильное впечатление, а именно – изумление.
Поэтому оба застыли на несколько мгновений. Один – в изумлении, другая – в недоумении.
Живоглоцкий много слышал о Зойке Три Стакана и сразу понял, что перед ним именно она. Зойка Три Стакана знала, что появился Живоглоцкий, но кто он таков – не знала.
Первым пришёл в себя Живоглоцкий, и как человек, учившийся, но недоучившийся в Пражском университете, повёл себя весьма по-европейски. Он вскочил из-за стола и боком весьма галантно, как ему казалось, двинулся в сторону Зойки Три Стакана. Впрочем, со стороны казалось, что он танцует гопака. Дотанцевав до Зойки Три Стакана, Живоглоцкий схватил её за руку, энергично потряс её и пригласил сесть рядом с ним на диван. Это нейтральное положение на диване на одном представительском уровне устраивало всех и Зойка Три Стакана грузно опустилась на него – месяцы, проведённые в Отливе сказались на её физической форме и весе, а потому диван застонал, принимая её формы в свои объятия.
– Очень рад встрече с вами, Зоя. Решились-таки выйти из подполья? Напрасно! Митрофан вот-вот с Ани-Анимикусовым вернутся из своего имения и в любой момент возобновят ваши поиски. А вы тут – под носом. Хвать – и готово: в каталажку. А там что будет? В каталажке-то? До суда вы можете и не дожить. Либо в каталажке что-то против вас сделают, либо по дороге из каталажки в суд… Либо убьют вас, либо замучают до смерти. Изверги! И мы в Совете ничего сделать не сможем…
Тяжко вздохнув, Живоглоцкий продолжил:
– Я ведь десять лет провёл в царской ссылке в Сибири. Хлебнул там лиха! От звонка до звонка. Знаю этих мучителей…
Живоглоцкий зажмурился и вспомнил вдруг, как в ссылке однажды зимой перед Рождеством он с деревенскими мужиками возвращался с зимней рыбалки. Тогда было градусов 30 мороза. Одни сани были битком забиты выловленным из реки муксуном и омулем, а в других дружно сидели рыбаки, прижавшись друг к другу. Горланили радостно песни по случаю хорошего улова и наступающего праздника, и, как это и положено после рыбалки, пили из бутыли сибирскую водку, закусывая её строганиной, обильно посыпанной крупной солью. Эх, как было весело и душевно! Эх!
– Да уж! – Живоглоцкий открыл глаза. – Натерпелся я там… Опрометчиво вы поступаете, Зоя. Не бережёте вы себя!
Зойка Три Стакана размякла и дала слабину.
– Так ведь, Лев, надо же Советам брать власть в свои руки! Доколе? Вот и Ленин пишет письма издалека об этом же.
Живоглоцкий испугался. Он, конечно, был за социализм и всегда последними словами ругал и Временное правительство России и Временный комитет Головотяпии, но его вполне устраивала та ситуация, когда он мог говорить всё что угодно, пользоваться всеми возможными благами, и ничего не делать при этом. Когда его спрашивали: «А что делает Головотяпский совет рабочих депутатов под вашим руководством?» Он гордо отвечал: «Осуществляет революционное руководство массами!» Испугавшись перспективы немедленной революции, он ответил Зойке Три Стакана так:
– Соглашусь с вами, Зоя, что власть надо брать в свои руки. Временный комитет защищает интересы буржуазии, а не пролетариата, мы это все поняли со всей очевидностью. Но вот так: «с бухты-барахты» взять власть… Ну ладно. Предположим, пойдём мы всем Советом под моим руководством брать власть в свои руки. А вдруг их дома нет? Как власть-то брать? Кого свергать, если они, например, в бане парятся? Нет никого! А часа через два они из бани выходят и нас по загривку!? Наскоком у нас никак не получится. Надо всё-таки подготовиться к захвату власти – навести справки, развести мосты…
«Умный!» – подумала про Живоглоцкого Зойка Три Стакана.
– Да, Лев. Пожалуй, вы правы. Тут подумать надо.
Но Зойку Три Стакана вдруг прошиб пот: Живоглоцкого она по- любому снять с должности председателя исполкома глуповского Совета не может – его же избрали депутаты, а если теперь Советам брать власть, то автоматически власть перейдёт в руки Живоглоцкого. Ведь он не случайно оговорился «под моим руководством брать власть». За что боролись? За то, чтобы Живоглоцкие пользовались нашими трудами? Ну, уж нет! Поэтому Зойка Три Стакана, взвесив всё, согласилась с Живоглоцким: