«Красное и коричневое» и другие пьесы
Шрифт:
Т р а к т о р о в. Зря ты, Кынчо, вчера человека ударил.
А с п а р у х. Пастух он оказался, из соседнего села.
К ы н ч о. Как знать. Завтра его могут назначить директором театра.
Т о п у з о в. Вполне возможно. Люди растут, выдвигаются.
К ы н ч о. Не они выдвигаются, а их выдвигают. Потому я и воюю.
Т о п у з о в. Соки, Кынчо, соки…
К ы н ч о. Какие еще соки?
Т о п у з о в. Безалкогольные.
К ы н ч о. Кому?
Т о п у з о в. Тебе.
К ы н ч о. А-а, чтоб не воевал? Чтобы тот тип ходил за мной и говорил: «Взялся за ум наконец?» Был, дескать, дурак дураком, а как начал соки пить — поумнел. Так, что ли? И потом покажут меня по телевидению в рекламе: «Пейте фруктовые соки!» А на Гамлета возьмут другого!
Г е н а. Мать вашу за ногу, дался тебе этот Гамлет!
Т о п у з о в. Правильно, Гена! Фрукты здесь в изобилии. Поэтому я обращаюсь к тебе. Ты могла бы ежедневно выжимать для него соки.
В е л и ч к а. Сок — тоже питье, Кынчо.
Г е н а. Кынчо, я берусь выжимать тебе соки!
К ы н ч о. Ох, произойдет в доме престарелых какая-то скверность.
Т о п у з о в. Товарищи, вы вправе сказать, что у бабушки Йоты тоже своя трагедия. Столько лет, как онемела. Лишилась самого драгоценного человеческого дара — дара речи.
Ш и ш м а н. У меня вопрос. Почему товарищ Топузов считает, что в доме престарелых речь — самый драгоценный дар?
Т о п у з о в. Разве ты сам не в состоянии ответить на этот вопрос, Шишман?
Ш и ш м а н. В состоянии.
Т о п у з о в. Зачем же тогда спрашиваешь?
Ш и ш м а н. А затем, что у меня не такой ответ, как у тебя.
Т о п у з о в. Тогда правильно делаешь, что не отвечаешь. Два разных ответа на один и тот же вопрос могут подорвать наше единство… Йота, дорогая наша бабушка Йота! Ты должна жить такой же полноценной жизнью, как и все мы. Давайте же вернем ей полноценную жизнь. Пусть она, например, заведет переписку с космонавтом, заживет его жизнью. А?
А н о м а л и я. Какие по радио трогательные письма передавали — от юных пионеров!
Ш и ш м а н. У меня вопрос!
Т о п у з о в. Сам на него и ответь, Шишман! На перебивай меня.
Ш и ш м а н. Не могу я ответить. Зачем Йоте впадать в состояние невесомости?
Т о п у з о в. А кто должен впадать? Дом престарелых? Скажи, Йота, ты согласна?.. Видишь, Шишман?
А н о м а л и я. Товарищ Топузов, а нельзя здесь на потолке нарисовать ангелов? В натуральную величину.
Т о п у з о в. Нельзя, потому что неизвестно, какая у них натуральная величина, и нас могут обвинить в искажении объективной действительности… А ты-то чего улыбаешься, Тракторов? Ты-то по крайней мере человек скромный.
Т р а к т о р о в. Как чего? Радуюсь.
Т о п у з о в. Это другое дело. А то есть ехидные люди, которые так улыбаются, что не поймешь, радуются они или насмехаются.
А с п а р у х (себе под нос). Я, например.
Т о п у з о в. А ты, Аспарух, чем займешься?
А с п а р у х. Я бы мог по столярной части. Клетки сколотить, к примеру.
Т о п у з о в. Клетка — это тюрьма.
Г е н а. Да и птиц уже не стало.
Т о п у з о в. А почему? Потому что нету гнезд. Не клетки — гнезда нужны.
А с п а р у х. Сделаем гнезда.
Т о п у з о в. И тогда птицы снова прилетят сюда.
Т р а к т о р о в. Один я остался без всякого дела.
Т о п у з о в. Я что-то устал, Тракторов… но дело я тебе подыщу. Благородное и гуманное. В начале осени организуем встречу с нашими близкими, детьми, сестрами, братьями… Устроим концерт самодеятельности. Литературно-музыкальную программу организуем… А сейчас перейдем к нашей основной задаче. Входи, Шабан!
Появляется Ш а б а н. Он в противогазе, нагружен огнетушителем, лопатой, киркой, фонарем, ведром.
Визг. Затемнение. В темноте что-то падает. Свет зажигается. На сцене никого, кроме Й о т ы. Она в противогазе. Входит Ш а б а н.
Ш а б а н. Где противогаз взяла?
Й о т а (объясняет: «Отсюда, из шкафа…»).
Входит Т о п у з о в.
Ш а б а н. Ты зачем казенное имущество трогаешь, а? Ведьма старая! Я за него перед товарищем Топузовым отвечаю! Тебе это известно? Убью на месте! (Бьет ее по щеке.)
Йота падает, лежит на полу не шевелясь.
(В испуге склоняется к ней, потом, выпрямившись, замечает Топузова.) Пришиб я ее…
Топузов склоняется над старухой, щупает пульс.
Ш а б а н. Что ж теперь будет, товарищ Топузов?
Топузов молчит.
Товарищ Топузов, ведь я из-за вас!
Топузов бросает на него суровый взгляд.
Давайте скажем, что она сама упала.
Топузов молчит.
Товарищ Топузов, я нацменьшинство!
Йота медленно приподымается.
Й о т а. За что ты меня, Шабан?
Топузов и Шабан отшатываются в изумлении: она заговорила!
За что ты меня ударил? (Сама не может поверить тому, что к ней вернулся дар речи.) За что ты меня ударил?